«Президента Науру сняли с должности по обвинению в отмывании денег после того, как Республика Науру не выполнила запрос правительства России раскрыть информацию о том, кому принадлежат банковские счета в Науру.
Власти США обвинили Науру в том, что более чем 400 банков Науру отмывают миллиарды долларов русской мафии. Центральный банк России также обвинил в этом финансовые учреждения Науру…»
– Игорь, мне надо поговорить с Гел, – неожиданно сказала Земцова, делая знак Гел, чтобы она вышла из комнаты. – Мы сейчас вернемся…
– Что-нибудь случилось?
– Да, мне стало что-то нехорошо…
Шубин встревожился и даже встал, словно не желая отпускать Юлю.
– Послушай, меня тошнит, меня сейчас вырвет, понимаешь?
– Ты беременна?
– Не знаю, Игорь, умоляю, не выходи из комнаты…
Гел, ничего не понимая, оказалась в ванной комнате с Земцовой.
– Тебе что, на самом деле плохо?
– Нет. Просто мне надо срочно вылететь в Саратов. Немедленно. Ты сейчас вызовешь мне такси, которое доставит меня в аэропорт, и никому ничего не скажешь об этом до самого утра. Так надо.
– Юля, что случилось? Это из-за той информации?
– Да. Гел, тебе грозит опасность, а потому самое лучшее, что ты сейчас можешь сделать, – это переждать недельку-другую в каком-нибудь спокойном подмосковном пансионате. И лучше, если тебя будет сопровождать Игорь.
– Земцова, я что-то не понимаю тебя. Зачем тебе это? Ты хочешь… отдать мне его? Но что случилось?
– Я бы сказала, если бы была уверена. Ты не забывай, что здесь Крымов и что он связан с Харыбиным. Я уже совершила ошибку, когда, прося разыскать Ольгу Белоконь, упомянула в разговоре Рыбников переулок. Харыбин уже наверняка знает, кому принадлежит эта квартира. Значит, он знает о существовании Жени Рейс. Ему будет нетрудно сопоставить, что и Оля Белоконь, и ты, Гел, и Женя Рейс – из Саратова. И он найдет то общее, что связывало всех вас между собой и привязывало, как это ни странно, к Москве. Ты просто не знаешь этого проныру… Я допускаю даже мысль о том, что сегодня или завтра он постарается встретиться с Белоконь, чтобы вытрясти из нее содержание письма, и тогда он узнает про Катю Уткину. А поскольку она убита и в Саратовской прокуратуре ее убийство связывают со смертью Гамлета, то кто знает, не подберется ли он к самому Бахраху, даже мертвому. А потом к его сыну – Дмитрию.
– Ну и что? А при чем здесь ты? Мы?
– Твоя подпись на огромном количестве документов, как и подписи всех девчонок, работавших на Михаила Семеновича, – это же прямой доступ к миллионам долларов, разве ты еще не поняла? Я должна, не привлекая к себе внимания, улететь в Саратов и встретиться там с Романом Георгиевичем и выяснить все, что он знает об этих письмах. Кроме того, он может знать что-нибудь и о новой пассии Жени Рейс, об этом Валерии Франке.
– Ты уедешь, а как же я объясню Шубину, где ты?
– Сейчас ты скажешь ему, что меня стошнило и что ты уложила меня в постель.
– Но он захочет тебя увидеть.
– Заговори его, ты сможешь… А потом уложи спать. Делай вид, что время от времени навещаешь меня в спальне.
– Земцова, ты сошла с ума. Шубин не дурак, он все поймет.
– Тогда сделаешь вид, что и сама удивлена не меньше его моим побегом. Ты – ничего не знаешь, понятно? И еще. Тебе необходимо связаться с Рейс: постарайся уговорить ее поехать с тобой в какой-нибудь пансионат. Вам надо затаиться. Номер моего сотового и агентства у вас есть. Звоните мне, если что. А мне пора. Честное слово, пора. Ой, чуть не забыла, кажется, у тебя есть телефон Белоконь?
– Хочешь ей позвонить?
– Да, я позвоню ей из аэропорта и прикажу на время уехать из города. Это даже хорошо, что ее муж в курсе, он ей и поможет. Тогда Харыбин никогда не узнает о Кате Уткиной… Вот и все, подружка.
Юля поцеловала Гел.
– Вызывай такси, а я пока быстро соберусь.
Когда Шубин вышел из комнаты, чтобы узнать, что стряслось и куда делись девушки, Земцовой в квартире уже не было. С небольшой дорожной сумкой, одетая в джинсы и свитер, она стояла внизу, возле подъезда, и поджидала такси. Она была твердо уверена, что поступает правильно. И уж теперь нисколько не сомневалась в том, что главной целью тех, кто стремился сейчас завладеть вкладами Бахраха, был Дмитрий. Бахрах-младший.
43. Синие камни
После ухода Гел Женя Рейс потеряла всякий покой. Теперь ей все в ее возлюбленном стало казаться подозрительным. Особенно его имя. Почему он не поправил ее в первый раз, когда она назвала его вместо Валерий Валентином? Посчитал, что это несвоевременно, что в постели имена вообще не играют никакой роли? Но это же смешно! А разве не смешно выглядит теперь она в его глазах? Тоже мне невеста, которая не знает имени своего жениха. Но, с другой стороны, ведь он же сам первый показал ей свой паспорт, и ей должно быть вдвойне стыдно за то, что она еще тогда не обратила внимания на его имя и фамилию. Ведь он-то от нее ничего, выходит, не скрывал. Она вдруг вспомнила его слова: «А что касается моего имени, то здесь и вовсе вышло недоразумение… Я с самого начала представился тебе Валерой. Но ты, вероятно, не расслышала и стала называть меня Валентином. Ну а если хорошенько припомнить все, то мы друг друга по имени-то ни разу и не назвали…»
Стыд обжигал Рейс, и это был стыд любви. Любовь – болезнь? Любовь – наваждение? Гел еще сказала тогда: «Околдовал он тебя, что ли?!» Да, околдовал. Он парализовал ее волю и сознание. Причем она поддалась ему добровольно, ей нравился этот паралич, это колдовство, это рабство.
Женя, уже на следующий день после визита Гел, оставшись одна, стала снова анализировать поведение своего жениха. Чуть ли не в первый день их знакомства, когда нервы ее были на пределе, она кое-что рассказала ему о себе. И даже не кое-что, а самое главное, то, что ее собираются убить. Но эти слова почему-то не произвели на него должного впечатления. Он лишь обнял ее, успокоил и безропотно отвез в «Черную лангусту», туда, где у нее была назначена встреча с Земцовой. Но разве это естественное поведение для мужчины, влюбленного в женщину? Разве не естественнее было бы выяснить все подробности ее жизни, чтобы определить степень угрозы? Однако Валера воспринял это довольно спокойно, как человек, привыкший к фантазиям своей подруги и смотрящий на все ее страхи и подозрения сквозь пальцы. Разве это не странно? А это желание жениться на ней? Ведь они почти не знакомы.
Но все эти мысли посещали Женю, лишь когда она оставалась одна. Но едва в передней слышались характерные звуки отпираемых замков, сердце ее подпрыгивало от счастья, и все страхи улетучивались при виде любимого лица и любимого голоса. Валера целовал ее в прихожей, после чего просил Женю разобрать пакеты с продуктами, среди которых ее непременно ожидал какой-нибудь сюрприз: то коробочка духов, то пакет с какой-нибудь красивой кофточкой или шалью, то просто жестяная банка с швейцарским горьким шоколадом. Нежные взгляды, которые бросал на нее Валера, не могли быть наигранными, его поцелуи, согревающие ее душу и тело, тоже воспринимались ею как искреннее выражение его чувств к ней, и только то немногое, что составляло тайну этого молодого мужчины и что изредка она прочитывала в его глазах, будоражило ее воображение и заставляло снова и снова вспоминать все то, что говорила ей о нем Гел, которая не доверяла ему и просила Женю быть предельно осторожной. Но почему? И она отвечала себе: да потому, что он тоже искал Гел в стрипбаре. И ему тоже кто-то принес письмо. Вот только непонятно, почему он открыто сказал об этом Гел. Неужели ему действительно нечего перед ними скрывать, и что сам факт того, что ему принесли это письмо, он воспринял с не меньшим удивлением, чем Гел и Рейс? Женя вся извелась, думая об этом и пытаясь, оставшись одна в квартире, найти хотя бы один след, ведущий в Саратов, к Бахраху или Роману Георгиевичу. Может быть, это будет какой-нибудь документ или фотография? Но все альбомы с фотографиями, которые Валера содержал в идеальном порядке, как и все, что находилось в его квартире, были посвящены его путешествиям.
