– Поверьте, Маргарита Орестовна…
– Не называйте меня эти отчеством, – чуть не со злобой сказала она. – Для вас я просто Марго… Так что вам успели наболтать?
– Ничего, – честно ответил Ванзаров. – Я ничего не знаю про вашу семью. Это только выводы психологики… Простите, оговорился.
Марго была заинтригована.
– Психологика? Это что такое?
– Ерунда, забудьте. Методика одного английского ученого… Чистой воды лженаука.
Ему погрозили замерзшим пальчиком. Великое счастье – отогреть его своим дыханием.
– Ванзаров, вы хитрец. Раздразнили барышню и в кусты? А вы знаете, что нет ничего страшнее, чем барышня, которой хочется узнать любопытный секретик. Ну-ка, признавайтесь, как вы поняли, что я ему не родная?
– Откровенность за откровенность, – сказал он.
– Что же я могу вам дать?
– Расскажите о себе…
Марго кивнула.
– Только вы первый. Итак, как вы узнали? Внешнее несходство?
– Отчасти. Главное: поведение вашей тетушки Дарьи и… э-мм… двоюродной бабушки.
– Что же они такое учудили?
– В минуту тяжких испытаний они не просили пощадить вас, ваше будущее или ваше наследство… То есть они просили пожалеть себя и вашего… отчима. Но не вас. Вы для них чужая.
Марго закусила губку и вдруг порывисто схватила его ладонь. Пальчики ее были ледяные. Как у Снежной королевы из сказки.
– Спасибо, Ванзаров, что поняли это. Вы единственный, кто…
Она недоговорила. А просто чмокнула его в щеку. Молния прошила частного сыщика, как будто Лебедев привязал его к динамомашине, чем грозился не раз.
– Простите меня, я глупая… А усы у вас волшебные! Как у кота!
Ванзаров вспомнил, что должен получить свою долю откровенности.
– Ваш черед, – сказал он.
– Я вас разочарую… Обычная история сироты. Моя матушка, младшая сестра Ореста и тети Даши, умерла при родах. Отец не пережил и застрелился в тот же вечер. У них была невероятная любовь, и он не мог остаться на грешной земле. Даже ради дочери. Которая осталась без него совсем одна… Но добрый дядя ее удочерил, дал свое мерзкое отчество и воспитывал в семье. В основном воспитывала тетя Даша, у нее своих детей не было, и они возились со мной. Она и ее покойный муж… Воспитывали… А дядя-папа Орест был счастлив и без того, чтобы жениться. Да и зачем? Дочь у него и так была… Вот вам вся моя жизнь…
– Простите, Марго, если сделаю вам больно: как звали вашего отца?
– Криницин Аркадий Николаевич, чиновник канцелярии градоначальства, – сказала она. – Его могила на Охтинском кладбище.
– Родственники со стороны отца вами не интересовались?
– Дядя сказал мне, что отец был круглым сиротой. Передал этот дар дочери…
Только сейчас в уголках ее черных глаз блеснула слезинка.
– У меня есть маленькое наследство, – вдруг сказала она с улыбкой, смахивая влагу. – Мама составила завещание так, что дядя на него не может наложить лапы. То, что она получила от дедушки. Так что я не бесприданница, а просто бедная, то есть не очень богатая невеста. И сирота…
– Марго… – начал Ванзаров и осекся.
Разум должен держать чувства в узде. «Дело прежде всего», – вопила в ушах логика. А он готов вот сейчас подхватить ее на руки и без всяких саней нести до Петербурга, где никто не посмеет отобрать. Как можно дальше от этого места. А там готов будет вернуться даже в полицию, чтобы стать для нее щитом. Во всем.
– Марго… – повторил он. – Я не могу и не хочу сказать вам то, что знаю. Пусть это сделает ваш отец, простите – отчим. Но даю вам слово, что вы можете целиком и полностью положиться на меня. Я умру, но не дам вас в обиду. И не позволю сделать вам зло. Я защищу вас от всего, чего бы мне это ни стоило… Но завтра будет тяжелый день. Лучше к нему приготовиться.
– А что будет завтра? – спросила она.
– Веронин потребовал реванша. Они снова будут ставить на карту всё.
– На что же ему играть? Разве квартиру и дачу поставить.
– Вроде того, – ответил Ванзаров. – Но вас это не должно волновать. Я вам дал свое слово.
– Как хорошо, что заканчивается это день!
– Он был нелегкий…
– Нет, Ванзаров, вы не поняли: уже послезавтра мне – двадцать один. Я свободна!
Отчего-то Ванзарова тоже это радовало.
– Вы мне дали свое слово, – сказал она. – Так примите же мое…
Привстав на цыпочки, Марго захватила его шею и впилась губами. Губы ее были ледяные и сладкие, как сахар. Слаще этих губ он ничего не знал. Было это только прикосновение. Но длилось оно как целая вечность. Марго побежала в темноте к пансиону. Ванзарову пришлось долго загонять мороз в легкие, чтобы проветрить шальные мысли. Больше, чем когда либо, ему нужен завтра ясный ум. Все значительно хуже, чем в начале предсказала логика.
Рядом заскрипел снег. Ванзаров быстро, как для отпора, обернулся. Мимо шаркала гадкая старуха. Топор торчал за веревкой. Она тащила на горбу бревно засохшего дерева. На ходу, поглядывая на чужака, ведьма прошамкала отвисшей губой и растворилась в ночи. В злых глазках безумия было куда меньше, чем казалось. Старуха все видит и за всем наблюдает. Быть может, знает что-то, что он упустил…
Ванзаров хотел бы сейчас оказаться в трех местах одновременно. Но выбрал курзал.
22
На приставном столике стоял хрустальный набор для утоления жажды. Кувшин опустел до дна. Очередной стакан был полон до краев. Меркумов пил без устали. Сорочка под распущенным галстуком стала влажной от пота. Волосы его были в полном беспорядке. Щеки и лоб пошли пунцовыми пятнами. Выпив залпом и тяжело отдыхиваясь, он предложил и Ванзарову. Глоточек. Жажду Ванзарова глоточку воды не утолить.
– Тяжелый денек выпал? – спросил он.
– Да что вы! Я такого восторга никогда и на сцене не испытывал! Какая буря страстей! Сколько подлинного трагизма! Где еще увидишь столь яростные характеры! Всем этим Чеховым современным кишка тонка до вот такой реальной жизни… – И он вытряс кувшин до капли.
– Вы полагаете?
– Нет, одно вам скажу… – Меркумов пальцем выбрал из стакана все, что там оставалось. – Такое бы в пьесу, да в бенефис! Успех был бы чудовищный!
– Согласен: чудовищный, – сказал Ванзаров. – А где так банковать научились?
Меркумов застенчиво улыбнулся.
– Да что вы, господин Ванзаров, шутите надо мной… Опозорился ведь. В такую лужу сел, что и вспомнить стыдно… Скажу вам как на духу: карты не люблю, играю только на театре…
– То есть в антракте с партнерами просадите от скуки тысчонку-другую…
