– Павел Федорович…
– Слушаю, господин Ванзаров!
– Стройте арестованных, то есть подозреваемых, в колонну, отводите в пансион и запирайте по номерам. В случае попытки к бегству вы знаете, как поступить…
– Так точно! Будет исполнено! – последовал ответ.
– Мы с господином криминалистом вскоре прибудем, – Ванзаров подхватил Лебедева под руку, не давая ему собрать последние флюиды страха и обожания публики. – Доктор Могилевский, прошу за нами…
Криминалиста пришлось слегка подталкивать, чтобы отвести от гостиной. Оттуда доносились окрики Францевича, который вошел в привычную для себя роль.
– Дорогой мой, да у вас тут диктатура какая-то, – проговорил Лебедев не без удовольствия. – Это что за особое управление такое?
– Особое… – со значением подчеркнул Ванзаров, понизив голос. – Так надо…
– Великолепно! Давно не видел, чтоб подозреваемых колонной под конвоем водили. Это же просто мечта директора Департамента полиции, нашего известного либерала!
– Нет лучшего средства для наведения порядка, чем жандарм. Но применять надо в случае крайней необходимости. Да и действует ненадежно, пока страх не выветрится…
– Нет, ну, эффектно получилось!
– Аполлон Григорьевич, узнали кого-нибудь? Вся надежда на вашу бездонную память картотеки…
– Чего ж не узнать, дело нехитрое, – ответил Лебедев, засмотревшись, как Францевич по одному выводил из гостиной. Действие походило на прогон арестантов по тюремному этапу. И откровенно веселило криминалиста.
Только Могилевский был глубоко мрачен. Он несказанно обрадовался удаче, которая свела его со светилом. Как заядлый любитель полицейских романов, он хотел расспросить о новейших открытиях в криминалистике. Лебедев казался ему воплощением всех достоинств. И на тебе: знаменитый господин не только не пресек творимое безобразие, но и поддерживал происходящее!
Доктор искренно думал, что знаменитый криминалист должен быть сторонником самых свободных и демократических взглядов. Если не либерал, то прогрессист – наверняка. А он, оказывается, готов аплодировать полицейской вакханалии. Как жестоко пришлось расставаться с иллюзиями! Крушение идолов какое-то. Могилевский пошел вперед по холлу, чтобы не расстроиться еще больше.
– Кто из них? Навлоцкий?
– Нет, этого не припомню… А вот семейная парочка…
– Муж и жена Стрепетовы?..
– Да, точно! Они на афише бразильским дуэтом называются.
Ванзаров обязан был изобразить глубокое изумление.
– На какой афише?
– Эх, друг мой! – Лебедев похлопал его по плечу. – Ничего-то вы не знаете. А все потому, что не любите театр. Эти двое выступают в «Аквариуме» с танцевальным номером в стиле бразильского карнавала. Выглядит пошло, но публика принимает «на ура». Сам сколько раз видел…
– Актеры, – проговорил Ванзаров с глубоким удовлетворением. – Это подтверждает…
– Что у вас там подтверждает?
– Ваша нелюбимая психологика говорит, что…
Аполлон Григорьевич скривился, как от манной каши, которую ненавидел с детства.
– Простите, забылся, – сказал Ванзаров. – Господина Меркумова на сцене видели?
– Нет, не имел счастья…
– Разве в Саратове в губернском театре не бывали?
– У меня развлечений и в столице хватает…
– Кто еще?
– Молодой человек, изображающий из себя аристократа… Он в театре Корша на ролях официантов и камердинеров выходит, такое «кушать подано». Не помню, как его зовут…
– Его зовут Лотошкин.
– Точно! – обрадовался Лебедев. – Зашел как-то к ним за кулисы…
– Аполлон Григорьевич, ваши познания в мире театра безграничны, – сказал Ванзаров, подталкивая друга к открытой доктором процедурной. – Проверим, насколько они глубоки в ядах.
– Нет, ну каков наглец! Не устаю восхищаться…
Лебедев, не глядя, скинул пиджак, который был пойман на лету, надел длинный кожаный фартук, уместившийся в саквояже, и толстые резиновые перчатки. Прихватив саквояж, он потребовал, чтобы его не беспокоили, и захлопнул за собой дверь в ингаляторную.
Могилевский пребывал в глубокой печали.
– Веселей, доктор, умирать только раз, – подбодрил Ванзаров.
– Как это все ужасно…
– Что именно?
– У порога смерти люди цепляются за жизнь и топчут других, стараясь спастись. И все напрасно.
Столь глубокие философские темы были сейчас не ко времени. Ванзаров не стал поддерживать дискуссию.
Лебедев пробыл в ингаляторной чуть дольше, чем следовало. По лицу его трудно было определить, что он там нашел. Кажется, он не был уверен в полученном результате. Такой момент требовал уединения. Ванзаров попросил доктора принести бутылки из-под бордоского.
– Что вас тревожит, Аполлон Григорьевич?
Криминалист тщательно снял перчатки, фартук и засунул в бездонный саквояж.
– У прочих трупов такие же признаки? – наконец спросил он.
Ванзаров подтвердил: насколько ему хватило наблюдательности.
– И тонкая голубая каемка у зрачка?
– Углубляться в такие детали – это ваша забота, – сказал он.
– В таком случае… – Лебедев явно выбирал слова, что для него было непривычно, – …будем рассуждать логически. Тело находится в покое, следов асфиксии на горле нет, дыхательный канал свободен. При этом белки глаз свидетельствуют, что человек умер от удушья. Как будто жертва не могла вдохнуть. Но умирал господин этот так тихо, как будто заснул. Чего быть не может…
– Мне тоже показалось это странным, – согласился Ванзаров. – Какое решение загадки?
– Решение трудное, и боюсь, что мне не хватит сил сделать точные выводы… Попросту не хватает научной методики.
– Не надо методики, скажите, какой яд предполагаете.
Аполлон Григорьевич был задумчив, что случалось нечасто.
– Если бы меня спросили: что за яд… – сказал он, – … я бы рискнул, исключительно по внешним признакам, что не может быть никаким доказательством, предположить, хоть это и дико, что мы имеем дело с ядом…
Ванзаров не удержался:
– …Добываемым индейцами Амазонки из кожного жира одного редчайшего вида древесной лягушки, которая водится только в одном непроходимом лесном районе великой реки. Противоядия нет. Одна капля, попавшая на кожу, вызывает полный паралич нервной системы. Человек не может вздохнуть и умирает от удушья. Нет никаких следов удушения, кроме выпученных глаз и лопнувших сосудов в глазном яблоке…
Лебедев снес удар стоически. Даже не ругнулся.
– Вы не можете этого знать, – глухо проговорил он. – Статья об этом яде только-только вышла в небольшом английском журнале по криминалистике. Добраться до него вы не могли никакими силами, на всю Россию есть единственный экземпляр, и он у меня. Тогда в чем фокус?
