– Фокуса нет, Аполлон Григорьевич, – ответил Ванзаров. – Это блеф.
– Это невозможно.
– Настоящий блеф: говорить правду тогда, когда ее никто не желает слышать.
– Неужели? – сказал Лебедев, вытаскивая свою сигарку. – И снова повторю: жулик вы первоклассный…
Такой комплимент Ванзаров принял с гордостью.
Могилевский принес бутылку, которую прятал в своем кабинете.
– Извольте, – сказал он, протягивая криминалисту.
Аполлон Григорьевич оценил старую этикетку.
– О! Какой год! Чудесно! – Он понюхал горлышко. – Аромат еще держится.
– Сколько вам потребуется времени, чтобы определить, что было подсыпано в вино? – спросил Ванзаров.
– Ммм… Трудная задача… Пожалуй, дня три на это уйдет, – ответил Лебедев с каменным лицом. Он тоже старался быть жуликом в свом роде. Правда, не столь высокой пробы.
Ванзаров взглянул на часы.
– У нас полчаса. От силы.
– Не знаю, не знаю, стар я стал для такой прыти… – Аполлон Григорьевич открыл саквояж. Найти там можно было что угодно. – Значит, смерть обещана вам через сутки… Любопытно… Доктор, что думаете: какой яд мог быть применен?
Могилевский не нашелся что ответить и окончательно смутился. Он был всего лишь врач санатория, лечащий нервных больных. А про яды все больше знал из романов.
64
Записная книжка Г. П.
Дорогая Агата, кажется, развязка близка.
Это говорит мой опыт.
Время слишком дорого, чтобы тратить его на записки. Вы мне этого потом не простите. Кажется, я понял главное. Что здесь происходит. Вещь, которую я разыскиваю, далеко не главная. Тут кроется тайна куда большая и оттого опасная. Не только верю, но теперь твердо знаю, что преступник будет изобличен.
Какие бы трудности ни стояли на моем пути, как бы ни пугали меня, я не сверну. Это дело становится делом моей чести. А в таких вопросах я не знаю снисхождения. Кем бы ни оказался преступник. Потерпите немного, все скоро разрешится…
65
Могилевский дал честное слово держать рот на замке. За это Ванзаров обещал ему снисхождение при скором общении с полицией, а Лебедев – прочитать популярную лекцию о последних открытиях криминалистики. Что для любителя криминальных романов поистине бесценно. Доктору было разрешено остаться у себя. Но запереться и никого не подпускать.
– С кого начнем? – спросил Лебедев.
– Заглянем к вашим старым друзьям, – предложил Ванзаров.
Аполлон Григорьевич был только рад.
Стрепетовы не открывали так долго, что Ванзаров обещал сломать дверь. Наконец изнутри номера послышалось шуршание, створка приоткрылась. Муж, Стрепетов, только раскрыл рот, чтоб рассказать о нездоровье супруги. Трудиться ему не пришлось. Ванзаров отодвинул его с прохода и вежливо пропустил вперед Лебедева.
– Привел вам преданного зрителя, – сказал он, заходя следом. – Что-то прохладно у вас. Наверно, пробовали бежать через окно? Довольно глупо. В платье по сугробам далеко не убежишь.
– С чего вы взяли? Никуда бежать мы не намерены… – Мадам Стрепетова хотела выглядеть уверенно.
– Вас без костюмов не узнать! – сказал Лебедев, помахивая ладошкой. – Дуэт «Экспрессия» без перьев – как это мило!
– На это и был расчет, – сказал Ванзаров. – Видя актера на сцене, в жизни узнать его трудно. Чем ярче сценический костюм, тем вернее маскировка скучного обывателя. И грим не нужен.
Стрепетов был подавлен окончательно. Сев на кровать, схватился руками за голову и тихо застонал. Супруга была покрепче.
– Не понимаю, в чем нас обвиняют? – сказала она. – Разве мы совершили какое-то преступление?
– Соучастие в убийстве карается не менее строго.
– Мы ничего не делали, господин Ванзаров! Назовите, чем мы провинились?
– Сказка про призрак мистера Маверика, показательная ссора с барышней Марго, – ответила он. – Разве этого мало?
– И что такого?
– В кругах столичных жуликов такая роль называется «подводящий». Свой человек, который сам не участвует в преступлении, но помогает преступнику тем, что закрывает жертве возможность выбора поведения. Заманивает в ловушку. Не так ли, Аполлон Григорьевич?
Лебедев выразил полное согласие.
– Лучше б вы перьями трясли, честное слово, – сказал он. – А я все гадал: с чего вдруг на афише замена вашего номера появилась?
Госпожа Стрепетова оказалась крепким орешком.
– Вы ничего не докажете! – заявила она.
– Ничего не собираюсь доказывать, – ответил Ванзаров. – Вас полиция будет допрашивать, задержат до выяснения, так что вашей карьере конец. Даже если выкрутитесь. Кто пустит на священную театральную сцену вероятных преступников?
– Никто! – согласился Лебедев. – Лично об этом позабочусь…
– Вы не имеете права… – Стрепетова держалась из последних сил.
– А господин Лебедев закон нарушать не будет. Шепнет кому надо, и гастроли в Иркутск и Оренбург вам обеспечены. Ближе к столицам все равно не подпустят…
Мадам Стрепетова еще хотела что-то заявить, но губка ее задрожала и она зажала рот платочком. Сейчас женские слезы были бессильны. Ванзаров не заметил их.
Зато Стрепетов выкинул белый флаг.
– Мы можем договориться?
– Это зависит от вашей откровенности, – сказал Ванзаров.
– Да, конечно… – Он был готов на все.
– Только одни вопрос: кто вас нанял?
Стрепетов глянул на жену. Нина Васильевна не справлялась со слезами.
– Мы не знаем, – ответил он. И поторопился добавить: – Поверьте, это чистая правда…
Дело оказалось вот в чем. Несколько дней назад супруги получили щедрое предложение. Ангажемент состоял в том, чтобы сыграть обычных людей в обстановке сестрорецкого «Курорта». Для этого – полный гардероб для мужа и жены и щедрый аванс. Полный расчет после возвращения в столицу. Послание они получали с курьером. Согласием должен был стать букет роз на окне – условленный знак. Предложенных денег не заработать и за три года. Риска никакого, Стрепетова выставила вазу с розами. На следующее утро тот же курьер принес другое письмо. Супругам следовало прибыть в заранее снятый номер гостиницы «Версаль», где было приготовлено все для их поездки. Включая одежду, билеты на утренний поезд и чек аванса. Письма следовало сжечь перед отъездом. Что они исполнили без сомнений.
– Роли вам подробно расписали? – спросил Ванзаров.
– Лучше не придумать, как в пьесе, – ответил Стрепетов. – Так и шли по-написанному. Только вот четвертый конверт стал сюрпризом…
