Дверь, ведущая в покои короля, чуть приоткрыта, и никто не знает, что слышал король, и по его ли приказу Ризли устроил заговор против своих противников. Никто не знает, что делать.
Теперь двое Говардов, герцог Норфолк и его сын, наследник, содержатся в Тауэре, без предъявления обвинений, без объяснений, без всяких видимых причин. С ними произошло немыслимое: те самые Говарды, отец и сын, которые возвели столько невинных душ на эшафот, которые, так уверенно сидя на своих жеребцах, наблюдали за их казнями, сами оказались в заточении.
Новости о падении извечных соперников заставляют Томаса Сеймура вернуться во дворец. Ему необходимо как можно скорее посоветоваться с братом, и Анна Сеймур, подслушав у дверей, бежит ко мне с рассказами о том, что ей удалось разузнать.
– Судя по всему, фамильный дом Говардов, Кеннингелл, придирчиво обыскали в тот же самый день, когда задержали старого герцога. Мало того, сам обыск начался в тот же самый час. Секретарь моего мужа говорит, что им предъявят обвинение в измене.
Джоанна Денни, чей муж, сэр Энтони, тоже стал доверенным лицом короля, соглашается с ней.
– Говорят, любовница герцога Норфолк подписала бумагу, где говорится, будто герцог говорил ей, что король очень болен, – очень тихо говорит она. – И что она готова под присягой подтвердить, будто он даже говорил, что король долго не протянет.
Все замолкают, потрясенные этим известием, и дело даже не в том, что герцог говорил о том, что и так все уже знали, а в том, что его любовница предала лорда-канцлера людям короля.
Анна кивает, радуясь несчастьям, настигшим ее соперников.
– Они собирались изменить королевское завещание, захватить принца и трон.
Я с недоверием смотрю на нее.
– Но это же невозможно! Как это «занять трон»? Норфолки всю свою жизнь служили трону, выделывая любые кульбиты по прихоти королей. Им и в голову не приходило ослушаться, чего бы от них ни хотели. Они даже дочерей своих…
Я замолкаю, но и без этих слов все знают, что Мария Болейн, ее сестра Анна и их кузина, Мэдж Шелтон, были выставлены перед королем и отданы ему в качестве жен или шлюх.
Анна Сеймур ощетинивается при упоминании молодых женщин рода Говард. Сестра ее мужа, драгоценная Джейн Сеймур, тоже прошла короткий и бесчестный путь от фрейлины к королеве.
– Ну, по крайней мере, Мэри Говард отказалась.
– От чего она отказалась?
– От бесчестия. С собственным свекром!
Я не понимаю, о чем идет речь.
– Анна, не темни. Кто хотел обесчестить Мэри Говард? И что ты имеешь в виду, говоря о ее свекре? Это кто, король?
Она подходит ко мне, и я замечаю, что ее щеки пылают от восторга перед скандальными известиями.
– Вы знаете, что руку Мэри Говард предложили брату моего мужа, нашему Томасу?
– Да, – спокойно отвечаю я. – Всем известно и то, что король благословил этот союз.
– Вот только им не нужен был сам этот почетный союз. Совсем! Они собирались выдать ее за Томаса замуж – и тут же наставить ему рога! Что вы на это скажете?
Мысль о том, что кто-то замышлял причинить ему боль, отозвалась во мне почти физической болью. Я знаю, что такое стыд, и никогда не пожелаю его Томасу.
– Мне нечего об этом сказать. Что именно они собирались сделать?
– Они собирались выдать ее за Томаса и попросить вас принять ее к себе на службу, сделать ее своей фрейлиной. Это дало бы ей доступ ко двору. И что, по-вашему, она собиралась делать дальше?
Предо мною постепенно складывается картинка. И тогда я думаю: «Какими же мерзкими должны быть эти люди, эти подлецы…»
– Конечно, я бы ее приняла. Дочь Говардов, жена Сеймура… я не могла бы ей отказать.
А про себя я подумала, что сделала бы что угодно, чтобы Томас чаще бывал при дворе и я могла его видеть. Даже если б это стоило мне ежедневного общения с его женой. Даже это. Но они собирались использовать меня в том, чтобы причинить ему боль.
– Они собирались поставить Мэри прямо перед носом у короля, – она немного отодвигается назад, чтобы посмотреть на мою реакцию. – Чтобы она заняла ваше место.
– Каким образом она могла меня заменить? – холодно спрашиваю я.
– Она должна была флиртовать с королем, соблазнять его, переспать с ним или выполнить все, на что он еще способен. Она должна была стать его maîtresse en titre, его официальной фавориткой, старшей шлюхой. Они сказали, что уж это точно могут ей обеспечить. Тогда вы отошли бы на второй план, а она пользовалась бы всем его вниманием. В итоге вы бы уехали и жили где-то в другом месте, а она заправляла бы двором. Но они еще сказали, что если б ей хватило ума, то у нее могли бы появиться совсем иные перспективы, куда более привлекательные.
– И что же может быть более привлекательным? – спрашиваю я так, словно не догадываюсь, куда она клонит.
– Они сказали, что, если б она была умной, возбуждала у короля желание, не перечила ему и делала то, что ей говорят, тогда они смогли бы избавиться от вас и женить короля на ней. И тогда она вернула бы все королевство к старым традициям, и ее двор стал бы настоящим центром веры. Как ваш, только много лучше, как они сказали. Они имели в виду возвращение к папству. И что после смерти короля она стала бы приемной матерью принцу Эдварду, а герцог Норфолк – лордом-протектором и правил бы королевством до той поры, пока Эдвард не войдет в возраст. А дальше он управлял бы Эдвардом просто с помощью силы привычки. Мэри должна была вернуть короля в лоно римской церкви, восстановить церкви и монастыри в Англии и со временем стала бы вдовствующей королевой в королевстве с католическим вероисповеданием, – завершает свой рассказ Анна, сияя глазами и глядя на меня со смесью ужаса и скандальной радости.
– Но король же был ее свекром, – тихо протестую я. – Она была замужем за его сыном. Как они собирались выдать ее за него замуж?
– Им не было до этого никакого дела! – восклицает Анна. – Неужели вы думаете, что Папа поскупился бы на разрешение? Если невеста возвратила бы Англию в его объятия? Они же черти, им нет никакого дела до других людей, лишь бы король снова вернулся к ним.
– В самом деле, наверное, так и есть, – тихо говорю я. – Если то, что ты говоришь, – правда. А что, по их мнению, должно было произойти со мною, когда хорошенькая Мэри оказалась бы в королевской постели?
Анна пожимает плечами. Ее жест говорит: «А что, по-твоему, происходит с нежеланными королевами Англии?»
– Наверное, они думали, что вы согласитесь на развод, или же вам могли предъявить обвинение в ереси и измене.
– И тогда смерть? – спрашиваю я. Даже сейчас, пробыв королевой почти три с половиной года и пройдя через опасности каждого дня такой жизни, я никак не могу поверить в то, что человек, знающий меня, ежедневно видящий меня за столом, целующий мне руку и клянущийся в преданности, может спокойно планировать мою смерть.
