Перед нами чисто, вражеских заслонов нет, и основная проблема в проходимости местных дорог. Широких трактов мало, а летники (грунтовые дороги) узкие. Всем по ним не пройти, так что пришлось рассыпаться на тысячи и сотни. Управлять войсками трудно, но опыт уже имеется. Орда прошла через Польшу, а затем немало покружила вокруг Магдебурга, и степные тысячники справлялись, а венеды шли впереди, как проводники, или в арьергарде.
Венедско-половецкое войско приближалось к границам Священной Римской империи настолько быстро, насколько это возможно. И каждый день из лесов выходили лютичи, которые не захотели покидать родовые земли и решили переждать войну в лесах. Они встречали нас с радостью и помогали чем могли, указывали хорошие дороги и переправы через речки, а кое-кто присоединялся к отрядам. Было их немного, но какая ни есть, а помощь.
Так проходил день за днём. Мы приближались к Лабе, и в это же время я отправил за головой Оттона Аскания и князя Яксы убийц. Ученики Валентина Кедрина отдохнули, восстановились и снова рвались в бой. Вароги ушли, а Кедрин, получив разрешение вернуться в Рарог, с моими письмами отправился в Зеландию.
Наконец через пятнадцать дней, форсировав Лабу, мы оказались на вражеской земле и вскоре подошли к Люнебургу. Германцы нас ждали, вражеские пограничники не зря ели свой хлеб. Поэтому успели предупредить местные власти, и те, закрыв ворота города, отправили гонцов в Бремен и Гамбург. Но мы штурмовать город не собирались. Степняки выжгли окрестные поля и деревни, перебили крестьян и разрушили церкви. А венеды немного отдохнули, дождались подхода отставших отрядов и двинулись строго на запад.
Остановить нас было некому, и мы творили что душе угодно. Кругом, куда ни посмотри, пожары, убитые люди, разорённые селения, разрушенные христианские святилища и кровь, в небесах стаи стервятников, а в лесах волки. Звери и птицы чуяли, где можно попировать, и следовали за нами по пятам. Все районы империи от Бардовика и Люнебурга на севере, Бремена и Вердена на западе, Вальбека на юге и Вербена на востоке оказались под ударом. Степняки и отряды венедов рассыпались по землям наших врагов, и спасения от них не было. Бесчинства, зверства, насилие, грабежи – воины творили то, что крестоносцы делали в наших землях. Но меня это не касалось, ибо хватало иных забот.
Со мной осталось всего шестьсот воинов. Я расположился на берегу Везера, собирал информацию о наших врагах, принимал доклады тысячников и награбленное добро. Каждый день прибывали гонцы и повозки с барахлом, а иногда тысячники присылали пленников. Обычно католиков убивали. Но порой у командиров не поднималась рука дать отмашку на истребление детей, красивых девок, умелых мастеров или знатных дворян. И тогда они перекладывали груз ответственности на меня – как решу, так и будет. И мне приходилось принимать решения. Детей отправим в Рарог, знатных дворян необходимо держать ради выкупа, мастеров – в рабство, а трофеи скинем новгородским купцам, которые наверняка уже прослышали, что Венедский союз смог устоять. Следовательно, они обязательно приплывут на торг и скажут, что всегда верили в победу венедского оружия. А что не помогли, так это чепуха, с кем не бывает, собственные дела и многочисленные заботы отвлекли.
С момента, как мы обрушились на германцев, минуло десять дней, и прилетел голубь с посланием от Рагдая. Великий князь сообщал, что после ухода большей части венедов и степной орды крестоносцы попытались окружить его отряды и разгромить. Однако Рагдай был к этому готов и, устроив на католиков несколько засад, в очередной раз переправился на правый берег Одры. После чего крестоносцы, пытаясь выяснить, куда мы подевались, разослали разведчиков и продолжили топтаться на месте.
Неизвестно, как долго они простояли бы, но вражеские военачальники узнали о нападении на империю и, бросив обозы, быстрым маршем вдоль моря стали возвращаться на родину. Двигались католики стремительно до тех пор, пока не упёрлись в полевые укрепления варягов князя Будимира. Обходить их крестоносцы посчитали напрасной тратой времени, и произошло кровопролитное сражение.
Крестоносцы смогли пробиться. Но какой ценой? За два дня, если Будимир ничего не преувеличивает и не преуменьшает, католики потеряли пять с половиной тысяч воинов, а варяги только семьсот. И сейчас вражеское войско должно уже выйти к развалинам Любека, откуда повернёт на Гамбург. Германские аристократы, позабыв о Святом походе и клятвах биться с язычниками до последней возможности, покинули земли венедов и приближались к нам. До подхода основных вражеских сил время имелось, и мы успевали собраться в кулак, подготовиться и встретить крестоносцев там, где нам выгодно. Но перед этим произошло одно событие, о котором стоит упомянуть особо.
Разослав гонцов, которые помчались к Доброте, командирам венедских дружин и степным тысячникам, я начал выбирать место для предстоящей битвы. Однако меня отвлекли. Прибыли вароги, которые вместе с Робертом де Ге участвовали в освобождении императрицы Алиеноры. Они проделали долгий путь и рассказали немало интересного о том, как пробирались и пробивались через Европу. Выслушав наших шпионов, я вышел из шатра и увидел занятную картину. К нашему лагерю приближалась внушительная пешая процессия, которую сопровождали конные половцы. В колонне средних лет мужчины. Безоружные. Не меньше шестидесяти человек, по виду купцы, и с ними несколько священников.
Я вспомнил, что вчера меня предупредили о делегации лучших людей города Верден, и приказал принести кресло. Принимать послов, которые, скорее всего, будут просить милости для осаждённого города, а потом предлагать выкуп, следовало всерьёз, и выглядеть нужно солидно. Поэтому, разместившись в кресле, которое степняки захватили в одном из разорённых замков, я напустил на лицо суровость и прислушался к чувствам приближающихся германцев.
Что я ожидал почуять? Страх. Однако делегаты Вердена были на удивление спокойны, словно находились под воздействием каких-то наркотиков. В их душах царил неестественный покой, а ещё была готовность встретить смерть.
«Странно, – подумал я, – помнится, послы Магдебурга дрожали, словно осенние листы на ветру, постоянно озирались, ждали подвоха и боялись. А эти будто камикадзе».
Снова просканировав чувства делегатов, я задал себе резонный вопрос: «Почему их так много?»
В этот момент я всё понял. К нам пожаловали не послы, а убийцы ордена Девы Марии Немецкого дома. Давно о них ничего не слышал. Разведка сообщала, что невдалеке, на левом берегу реки Аллее, стоит один из замков, в котором проходят обучение фанатики тевтонов, но сейчас он опустел, в нём только гарнизон. Поэтому я не высылал воинов для уничтожения вражеской школы убийц, ибо иных целей, более лакомых, хватало. А убийцы – вот они, совсем рядом. Сами пришли, дабы меня прикончить, и в этом есть как хорошая сторона, так и плохая. Хорошо, что не надо их вылавливать. Плохо, что степняки и мои дружинники расслабились, подпустили мнимых городских послов так близко, а я не уточнил численность делегации и загодя не обнаружил угрозу.
«Послы» приближались, и я окликнул командира телохранителей:
– Войтех?
– Здесь! – обернулся варяг.
