Ты стонешь, раскрывая сердце.
Так сложно нужным оказаться хоть кому-то…
И этот кто-то судорожно плачет,
Увидев череду шипов, пронзивших сердце —
Я застыла, слушая бродячего менестреля, обосновавшегося в паре кварталов от особняка Шанталь. Через минуту до меня дошло, что пальцы сжались на рукояти фамильного меча с такой силой, словно норовили выжать из эфеса слезы. Эта песня грязным когтем просто содрала лелеемую скорлупу с памяти. Как же не хотелось вспоминать те дни… Лазоревый берег, синее небо, до Дождя еще десяток лет, и мы с Лионелем на песке у воды. И алые струи, текущие в морскую синеву…
Я тряхнула головой, отгоняя страшные образы. Так странно было услышать здесь, в столице, одну из старых песен эпохи до Дождя. Одну из запрещенных песен легендарного поэта Лионеля д’Алансаля, барона Фалька, моего младшего мужа, уничтоженного именным указом последнего императора, моего отца Толиргэ Аснатари. Улыбка, появившаяся на моем лице, я знала это, могла вызвать у случайного свидетеля холодный озноб. Я не забыла, папа, твоих слов. Правда же, месть получилась красивой? Где теперь твоя Империя?
Знакомый голос произнес из-за спины:
— Что вас так растревожило, лендерра?
— Пустяки, графиня, — отозвалась я, узнав говорившую и повернувшись к ней лицом.
— Дела давно минувших лет.
— И они не отпускают вас, подобно клетке, — покачала головой юная лендерра Туркантакаля.
Спустя шесть часов после нашего приезда в Санаан Родерия выглядела так, словно и не было поездки в Шанталь, злополучного шицу и прелестей неформального приема фаворитки королевой. После того визита в Присутственный Холл графиня с кислой миной призналась, что ее скоренько водворили в холодную мерзкую камеру на два часа, а потом отвели во дворец Диодерии, вручив меховую накидку. Получить королевский подарок не из рук королевы — для фаворита хуже любых слов расставания. Слова что — прах… А такой знак внимания уже много столетий считался отставкой от королевского ложа. Я внимательно всмотрелась в красивое лицо девушки, выискивая следы переживаний. Родерия стала какой-то отрешенной, синие глаза подернулись дымкой то ли тоски, то ли меланхолии. Ее фиолетовые локоны были аккуратно заплетены в косу и заткнуты за шитый золотом пояс на белом камзоле фривольного покроя. На боку броско сверкали каменьями и позолотой ножны, в которых покоился тонкий меч. На ногах юной модницы красовались тесные штаны цвета морской волны и высокие сапоги из шкуры болотного ящера, обитавшего в дельтах многочисленных рек, впадающих в море Сигин-Сараан.
— А вы молодец, друг мой, — констатировала я. — Не падаете духом.
— Знаете, герцогиня, — Родерия вздохнула и чуть улыбнулась тонкими губами, — что самое странное во всем происшедшем? Отставка меня не так уж сильно огорчила, хотя должна была…
Она задумалась, явно подбирая слова, я же решила ей немного помочь и сказала:
— Опасть пеплом на кудри страдающего юноши, вонзая тысячи кинжалов в стонущее сердце? Кажется, так говорится в одной из пьес Лионеля д’Алансаля… Вы знакомы с его творчеством?
— Увы, он умер задолго до моего рождения, а потом его имя внесли в список отринутых, — нахмурилась молодая графиня. — Впрочем, то, что вы знаете его пьесы, не странно. Вы, наверное, знали его лично?
— Вы правы, — усмехнулась я намеку на возраст. — Я не раз встречалась с этим замечательным поэтом. Очень жаль, что его стихи попали в такую опалу.
— Вы могли бы уделить мне немного времени для приватной беседы, герцогиня? — с очень странной интонацией спросила Родерия.
Я кожей почувствовала, что она настроена очень серьезно и решительно. Так что ответила вполне ожидаемо:
— Разумеется, дорогая. Мой дом всегда открыт для вас.
— Тогда позволено ли мне будет просить вас уделить мне толику вашего внимания прямо сейчас? — Родерия подалась вперед, пристально глядя мне в глаза.
Девушку явно мучила серьезная проблема. И за последнее время она стала мне как родная, что ли… Я улыбнулась, окинула взглядом полупустой проспект и сказала:
— Пойдемте, думаю, мои дела не такие уж срочные и подождут.
— Спасибо, — чуть склонила голову юная экс-фаворитка.
Учтивая, однако, сволочь подрастает. Я даже почти прослезилась. Графиня благодарит герцогиню с видом императора, отсылающего просителя! Как же она стесняется! Эта догадка наполнила меня еще большим интересом к происходящему.
Мы двинулись по улице в сторону моего особняка, не нарушая молчания. Слыша четкие шаги графини чуть позади себя, я вернулась мыслями к своему визиту в королевскую военную канцелярию. Диодерия всерьез вознамерилась отыскать неведомого шпиона, поразившего магов Санаана непомерной силой. Надо бы найти Террора и предупредить о том, что за его прелестной шкуркой началась охота. Охотники и инквизиторы никогда не теряют следа. Так что они выйдут на меня рано или поздно. Но мне бояться нет нужды — официально они и пальцем не посмеют учинить что-то в мой адрес. А вот тайком могут и придушить однажды подушкой. Типа спала себе да задохнулась от приступа астмы… Перспектива не радужная, право слово.
Миновав ворота моего столичного дома, мы надменно, словно много раз репетировали, проигнорировали слуг и проследовали в мою библиотеку. Пока слуги растапливали камин и расставляли на столе бокалы и графин с теплым вином, пахнущим корицей и цитрусом, мы с гостьей думали каждый о своем. За Родерию не могу сказать, а в моей голове уже выстраивалась схема нового путешествия. Судя по всему, придется спешно выдвигаться на юг, к Лесному Морю, и искать там следы нашего хозяина. Кстати, может, Родерия согласится отправиться в дорогу со мной? Мой взгляд упал на графиню, а та вдруг схватила со столика бокал, наполненный рубиновой кровью орочьей виноградной лозы, и залпом влила в себя, отчего ее щеки мгновенно перестали быть бледными. Девушка раскраснелась, расстегнула верхнюю пуговицу камзола, под которым обнаружилась синяя сорочка из нагийского шелка. На миг мне показалось, что юная отставная фаворитка королевы сейчас разрыдается, так намокли ее сапфировые глаза, но Родерия лишь сглотнула и сказала:
— Скажите, герцогиня, вы думаете… о нем?
Я поняла ее с полуслова и ответила:
— Каждую минуту каждого дня, проведенного вдали от него.
— Я уже говорила вам о странности, — девушка потупилась. — Вот это она и есть. Я словно вижу его рядом с собой, слышу его дыхание, чувствую, что он вот-вот прикоснется ко мне. И это наполняет меня злостью.
Бедная девочка! Я сочувственно покивала, прекрасно понимая, что ее шицу, в отличие от моего, было намного глубже. Террор не просто повязал ее узами подчинения, нет. Он вынул из нее душу, подышал на нее и вложил обратно. То, что произошло с Родерией, было необратимо. Мне, например, не грозило таскать на шее отметку хозяина дольше ста лет. А вот графиня попала в кабалу на всю жизнь. Такие рубцы, как появились на ее тонкой шее, убрать нельзя, не отрезав головы. И похоже, графиня дель Туркан каким-то образом прознала об этом. Хотя почему каким-то? А Библиарх на что? Я вольготно пристроилась в одном из мягких кресел, обитых черным бархатом, пригласила гостью последовать моему примеру в кресле по соседству и спросила:
