Сыновья султана молча следили за этой перепалкой.)
– Ну да, не твой, – кивнула Башар (подруга так и не поняла, с иронией это было сказано или нет). – И ты не его.
– Так ведь и ты покамест не его – того, который твой, – резонно ответила Махпейкер. – Вот пусть сперва наш господин и повелитель сдержит свое обещание. Которое даже не клятва. А ведь и клятвы не всякий шахзаде исполняет.
– Тем более не всякий султан, – мрачно согласилась Башар. И тут же продолжила совершенно обычным голосом: – Давай не зевать, а то смотри, как турчонок разошелся. Кажется, мы им сейчас понадобимся как умиротворительницы…
* * *
«Турчонком» они между собой называли Аджеми. Против всех ожиданий, он оказался именно таков. И странности его как раз этим объяснялись: не тем, что парня перековывали заново, как топор в саблю, а тем, что он сам себя ковал, вопреки умениям и намерениям поставленных над ним кузнецов.
Причем первое, что ему предстояло перековать, – это всеобщую уверенность, будто вояки из турок никудышные, а потому боевая мощь Блистательной Порты должна держаться на отуреченных иноземцах.
Прямо скажем, тяжкая это будет работа. Покамест слишком многое подтверждает ту уверенность.
Совсем недавно янычары, ценнейшие из слуг Высокой Порты, получили право официально заводить семьи и записывать детей в корпус по праву наследства. Вскоре пришлось, хоть и с кучей оговорок, это право расширить и на правоверных как таковых, иначе ропот бы пошел: ведь теперь набор в янычары не только проклятье, но и возможность карьеры. Ох и рванули туда правоверные! Не сами почтенные отцы семейств, конечно, но младших сыновей в корпус проталкивать норовили так, как в двери при пожаре проталкиваются. Бакшиш платили, высокое знакомство отыскивали, на кулаках друг с другом дрались и за бороды таскали. Потому что служба в янычарском корпусе – это не только карьера для записанного туда сына, но и для всей его семьи щедрый приварок.
К родичам своих верных слуг Порта великодушна: такие налоговые поблажки им дает, что соседи и конкуренты от зависти бороды рвут клочьями. А уж самому янычару – как достигнет он хотя бы такого ранга, в котором его называют баши, не говоря уж об аге, – о, ему все пути будут открыты. И торговый или ремесленный дом, в который он входит как «свадебный ага», процветет невозбранно. Особенно если управляет этим домом его взаправдашняя семья: отец, дядья, старшие братья, племянники. Причем семья турецкая, и ранее пользовавшаяся всеми возможностями, доступными лишь правоверным…
Ничего этого янычарские родичи не получат. Во всяком случае, от Аджеми. Он из себя ковал настолько правильного янычара, что и наставникам в Эндеруне, поди, неловко становилось. Такие, как он, парчовый пояс не носят, их удел – сложить голову в сражении еще прежде, чем до среднего ранга дослужатся. И тем паче не станет такой человек пользоваться для карьеры тем, что он был другом юности султана. Самое большее – попросит своего друга юности, когда тот станет наконец султаном, оказать ему высшую милость: послать в опаснейшую из битв…
Когда девушки это про Аджеми поняли, им тоже стало в его присутствии неловко. Впрочем, надолго такое чувство не задержалось. Просто приняли к сведению, насколько он правильный, причем в первую голову как янычар. И следили за тем, чтобы ни самим на эту правильность не напороться, ни чтобы другим она урона не причинила. Хотя бы даже и самому Аджеми.
* * *
Подруги действительно могли сейчас оказаться необходимы как умиротворительницы. Если они с этим еще не опоздали: мальчишки как-то незаметно успели сказать друг другу опасные слова и теперь стояли в полной растерянности. Все. Почти все, то есть включая даже Ахмеда – но исключая, конечно же, Аджеми.
– Отвечаешь? – твердо, почти презрительно сказал он кому-то из близнецов, как и ранее, смотря в пространство между ними. – Уверен? О мой шахзаде, прикажи, чтобы сюда принесли шесты: увидишь, как твои янычары умеют биться древковым оружием!
Тут Аджеми наконец увидел Махпейкер с Башар и все-таки сбавил тон: говорить резко в присутствии девушек у него совсем не получалось.
– Не мои, а отцовские, – аккуратно вставил Ахмед.
Это он правильно сделал, потому что их сейчас слушает или, во всяком случае, может слышать множество посторонних ушей: дворец – он шкатулка с изобилием сюрпризов. И раз так, то все должны знать, что престолонаследник никоим образом не покушается на прерогативы отца своего султана.
Посторонние уши, надо думать, все восприняли правильно. А вот Аджеми и близнецы даже не заметили этой реплики. Стоят, глазами друг на друга сверкают, яростно раздувают ноздри.
– А зачем тебе два шеста, янычар? – негромко произнес Яхья, увидев возможность вмешаться. – Ты ведь вроде хотел показать, как гвизармой против эспады работать будешь. Ну так и одного хватит. Будет у тебя шест как тяжелый и очень длинный клинок для боя на дальней дистанции…
Может, он тоже хотел стать умиротворителем – но отчего-то получилось наоборот. Аджеми и близнецы разом гневно втянули в грудь воздух…
– А рука – короткий клинок, – нейтральным тоном заметила Башар, и воздух, втянутый в три груди, тихо вышел наружу, так и не породив ни единого слова, гневного или оскорбительного.
– Точно! – поспешил вмешаться Ахмед. – Равной клинку ей не быть, но подспорьем она станет хорошим…
– Вся рука, – согласился Доган. – И кулак, и локоть…
– И вот… – Его брат двумя «ножевыми» движениями, тычковым и горизонтальным, продемонстрировал вторые суставы пальцев, а потом еще и тычок большим пальцем обозначил. – В кадык, в висок…
– И локоть с коленом, – подхватил Аджеми. – И пояс, сапог на ноге, ватный халат, плащ, что носят поверх доспехов. И булыжная мостовая – если берешь чужой город или защищаешь свой. Стены зданий, камни пролома в крепостной стене, даже земля под ногами, если сошлись прямо в поле, – все это оружие. Проверено жизнью!
– И смертью, – разом кивнули близнецы. А потом с огорчением добавили, тоже вместе: – Жаль, что это не получится…
Они с Аджеми в недоумении посмотрели друг на друга, точно стараясь понять, из-за чего именно совсем недавно были готовы сцепиться.
– Что не получится? – Голос юного янычара звучал не менее пылко, чем минуту назад, но вот непримиримость куда-то делась.
– Где не получится? – заинтересованно спросил Яхья.
– Ничего, кроме игры клинков, – ответил янычару Доган.
А брат его тем временем объяснял среднему шахзаде:
– В правильной схватке. На войне, конечно, всякое случается, тут иной раз коварство поможет, внезапность или хитрые приемы какие. Но в ней-то, войне, точно ничего правильного нет. Вообще.
В воздухе снова повисла недоуменная пауза – и Махпейкер почувствовала, что тут опять пришло время женской мудрости. Потому что для мужчин, пускай они и мальчишки, выбраться из этого тупика выше сил.
