– Если бы я захотел, то уехал бы… Я нашел бы способ изолироваться от всего, что связано с этим делом, уж поверьте мне. Но я же остался. И не ради широкого жеста, как вы изволили выразиться, а именно для того, чтобы похоронить Ольгу…
– Марину.
– Для меня она была Ольгой.
– Но теперь, когда вы знаете, что ее настоящее имя – Марина, неужели вам безразлично, почему она себя так называла?
– Может, и не безразлично, но вас это не касается. Вы вообще не имеете права разговаривать со мной в подобном тоне. Ведь вы же меня не знаете, видите первый раз в своей жизни. Я любил вашу подругу и собирался увезти с собой. Не уверен, что я женился бы на ней сразу же по прибытии в Москву, не стану лгать, я не знал, как будут дальше складываться наши отношения, потому что Ольга была человеком непредсказуемым, сложным. Но я постарался бы устроить ее, дать ей денег и создать условия, при которых она смогла бы почувствовать себя счастливой или, во всяком случае, защищенной.
– Не знаю почему, но я не верю вам. И мне жаль, мне бесконечно жаль, что я не приехала сюда раньше… Уверена, она пригласила бы и меня к своим друзьям в Бобровку и тогда, быть может, она осталась бы жива.
– Вы злая, Ольга. Что я вам такого сделал? Может, вы и меня в чем-то подозреваете?
– Я не могу вас подозревать уже хотя бы потому, что у вас железное алиби, как и у всех, кто был с вами, черт вас всех побери! Это-то и сбивает с толку.
– А вам бы хотелось, чтобы Ольгу…
– Марину! – закричала она, уже не в силах владеть собой, и все посетители кафе стали оглядываться на их столик. – Ее звали Марина!
– Вам бы хотелось, – Валентин положил ей руку на плечо и слегка надавил на него, – чтобы ее убил один из нас?
– Если бы вы в момент убийства разбрелись по дому, то я бы на месте следователя подозревала всех до одного и мне было бы проще строить версии относительно того, кому была выгодна ее смерть. Но что изменилось в мире с ее уходом? Что? Кому понадобилось ее убивать? Этот вопрос я задаю себе с тех самых пор, как узнала о ее смерти. Погибла молодая женщина. Денег у нее не было, больших подлостей она совершить не могла, я ее хорошо знала…
– Ее могли спутать с другой женщиной. С вами, например, – вдруг сказал Валентин и улыбнулся так нехорошо, что у Ольги волосы зашевелились на голове.
– Что? – вырвалось у нее каким-то нелепым, смешным фальцетом. – Вы хотите сказать, что ее убили вместо меня?
– Но ведь мы же все знали ее как Ольгу Астрову.
– Бред! – снова крикнула она, поднимаясь со своего места и дрожа всем телом от возмущения. – Да как вы могли такое подумать?
– И это вы должны нам всем ответить на вопрос, почему вы заставили Марину называться вашим именем, а в обмен на это позволили жить в вашей квартире. Иначе как объяснить этот ваш поступок? С какой стати вы позволили ей в течение двух лет занимать такую дорогую квартиру, вместо того чтобы пускать туда жильцов и взимать с них плату? У вас что, так много денег? Вам никто не поверит, тем более что лишних денег не бывает, как известно.
– Если бы я не знала, что вас там… в саду тогда не было… я сказала бы, что это вы, вы и никто другой убили Марину… – выпалила она с непонятной для себя же злостью. – Дайте сюда зажигалку!
– Зачем мне было убивать женщину, которую я любил?
– Вы не любили ее. Хотя бы сейчас не лгите… – Ей показалось, что она имеет право вот так запросто и довольно грубо говорить с ним.
– Хорошо, не любил по вашим, искаженным понятиям, но испытывал к ней сильное чувство, быть может, даже сильнее, чем любовь в вашем представлении. Она нравилась мне настолько, что я безоглядно тратил на нее все свои деньги и готов был снять с себя последнюю рубашку и отдать ей. Убивать ее? Интересно, даже если предположить и такое, то с чего бы это я стал убивать ее на глазах у всей компании? Разве я похож на идиота? У меня в Москве частная клиника, я благополучен, понимаете, благополучен (!), черт подери, и мне ничего не надо, заметьте. Да, я признаюсь, Марина была не идеальной женщиной. Больше того, я даже знал, что она, встречаясь со мной, продолжает принимать у себя Сайганова… Что вы сделали такие большие глаза? Или вам еще об этом не успели рассказать? Сайганов, которого теперь тоже нет в живых, был любовником Ольги… вернее, Марины. И я готов поверить в то, что он испытывал к ней настоящую страсть. Но ей было все равно, любят ее или нет. Она была мертвая изнутри, понимаете? В этом-то и заключается вся трагедия…
– Да… Все правильно. Об этом я и хотела вас спросить. И как же вы собирались возвращать ее к жизни? Дать ей денег? Вы серьезно?
– Я не понимаю, что вы хотите у меня узнать?
– Хотела спросить о Каротине. Это фамилия мужчины, которого она любила. Я встречалась с Мариной в Москве как раз в то время, когда она жила с ним. Я видела перед собой счастливейшую из женщин. Она вся светилась изнутри. Неужели она ничего не рассказывала вам о себе?
– Практически ничего. Я знал, что она жила в Москве с мужчиной, с которым потом рассталась, это из-за него ей пришлось вернуться обратно в Саратов.
– И вы настолько нелюбопытны, что даже не спросили, что между ними произошло? Почему они расстались?
– Спросил. Я же нормальный мужчина. К тому же мне действительно было любопытно.
– И что же она ответила?
– Сказала, что теперь к мужчинам относится не так, как прежде. Она часто повторяла эту фразу.
– Другими словами, она разочаровалась в мужчинах?
– Я бы не стал анатомировать ее чувства к мужчинам, тем более что вот вами как раз сейчас движет лишь любопытство. Ну скажите, что изменится, если вы узнаете, как жила Ольга прежде?
– Марина… Хотя какая действительно разница, Ольга или Марина?.. Что изменится? Многое. Я пойму, например, что она потеряла, и попытаюсь оценить степень боли, которую ей причинил Каротин.
– А почему вы думаете, что это именно он причинил ей боль? А что, если все как раз наоборот? Может, это она причинила боль, заставила страдать, предала? Я же сам, на собственной шкуре, испытал это!
Теперь уже Нечаев взорвался, забывшись на миг. Зачем он вообще встретился с этой совершенно незнакомой ему женщиной, неспособной, по его мнению, объективно оценивать поступки погибшей подруги?
– Она, встречаясь со мною, повторяю, принимала у себя Сайганова… Мне иногда приходило в голову, что она делает это намеренно (не из-за равнодушия или безразличия, как вы считаете), а чтобы держать нас, мужиков… как бы это выразиться… чтобы мы не расслаблялись и знали, что свято место пусто не бывает, что стоит только одному отвернуться, как сразу же возникнет другой…
– Но разве это не возбуждало вас? Разве не это и удерживало всех вас возле нее и не горячило кровь?
– Возбуждало. Вы правы.
Ольга и сама смутилась от своего вопроса, потому что заметила, как порозовело лицо Нечаева. Ее воображение вдруг нарисовало совершенно нереальную картину: Нечаев приглашает ее к себе в гостиницу и уже в дверях номера начинает страстно целовать. Он нравился Ольге, ей доставляло удовольствие говорить с ним, пусть даже и на повышенных тонах. Она вновь, как и прежде, когда была еще совсем девчонкой, испытала то странное и ни с чем не сравнимое чувство, которое охватывало ее каждый раз, когда ей приходилось урывками и всегда невинно общаться с теми мужчинами, которые принадлежали ее лучшей подруге – Марине Рожковой. Кровь бросалась в лицо, а руки и ноги деревенели при мысли, что вот сейчас этот парень, возлюбленный Марины, поцелует ее. Она хотела всех ее любовников, но всего лишь грелась возле чужого огня, которым были охвачены все те, кто любил и хотел ее подругу. Марина магнетически завораживала мужчин, и Ольге было сначала достаточно просто находиться рядом, чтобы наблюдать за тем, что происходит в жизни подруги. И только потом, когда она почувствовала необходимость жить собственной жизнью, она встретила своего будущего мужа. И хотя к нему она не испытывала и десятой доли того желания, какое чувствовала к мужчинам Марины, все равно вышла замуж, чтобы отсутствие страсти и любви уравновесить благополучием, покоем и приятными семейными заботами, всем тем, чего, по ее мнению, не могло, в силу определенных свойств характера, быть у Марины. И вдруг теперь этот Нечаев. Все, чем жила Ольга, на время потеряло смысл, и сейчас, сидя в открытом кафе на набережной и подставляя лицо приятному свежему ветру, она мечтала о том, чтобы Нечаев подслушал ее мысли и посмотрел на нее не как на подругу своей возлюбленной, а как на женщину, в которой проснулись чувства. Пусть это будет всего час, проведенный в гостиничном номере на чужой кровати и чужих простынях, пусть. Но она здесь, а муж, семья далеко, и о том, что произойдет с ней, никто и никогда не узнает. Она и сама удивилась такой резкой перемене своих чувств. Ведь только что она обвиняла этого мужчину в убийстве, и вдруг это вспыхнувшее желание.
