– У нас новый режиссер, пригласили из Иркутска, – объяснял Лев Аркадьевич, провожая Орловых в ложу, – он там очень успешно поставил «Кремлевские куранты», ажиотаж такой поднялся – будто «Таганка» на гастроли приехала, весь город ломился посмотреть спектакль. Ну, сами понимаете, местные деятели тут же в Центр отчитались, что вот, дескать, у нас в театре пьеса на революционную тематику на ура идет, полный аншлаг, билеты на три месяца вперед распроданы подчистую, и сверху, сами понимаете, команду спустили: такого режиссера нужно в Москву переводить, чтобы на главных сценах страны пьесы про революцию ставил. Вот и перевели. Пока к нам, а если у нас хорошо себя покажет, то и в театр первого разбора попадет.
Пьеса была Орлову не известна, хотя фамилию драматурга он вроде бы слышал. Первые минут пятнадцать он добросовестно смотрел на сцену и слушал текст, а потом словно оглох и отупел: в совсем небольшой, третьего плана роли Орлов увидел актрису, удивительно похожую на его мать. Краем глаза Александр Иванович заметил, что Люся о чем-то оживленно переговаривается с сидящим рядом с ней Шилиным и даже возмущенно взмахивает рукой, но как ни силился – не мог заставить себя расслышать их слова. Перед глазами стояло лицо актрисы, то и дело сменяясь в его воображении лицом матери, и Орлов больше ни на чем не мог сосредоточиться.
После окончания первого действия объявили перерыв на десять минут, Орлова немного отпустило, и он уже мог вникнуть в то, что говорила жена, доказывавшая Льву Аркадьевичу, что в репликах одного из персонажей допущена историческая неточность.
– Это неправильно, те события происходили лет на пять позже, и причины у них были совсем другие, – горячилась Люся. – Просто удивительно, как такое можно было написать! Ведь пьеса наверняка была опубликована, не самиздатовская же она, а это значит, что в издательстве она прошла серьезную редактуру, то есть все исторические реалии и все даты были выверены редакторами. Как же они это пропустили?
– Голубушка моя, Людмила Анатольевна, это вставка нашего режиссера, в авторском варианте текста пьесы этих реплик нет, уверяю вас. А вы точно уверены, что там ошибка?
– Совершенно точно, – твердо ответила Люся. – Я этот период знаю как свои пять пальцев.
– Жаль, жаль, – непритворно огорчился администратор, – по ходу пьесы таких вставок еще несколько, и если при показе на комиссии кто-то заметит неточности, могут придраться. А убирать жалко, они придают пьесе вкус, сами понимаете. Пьеса-то сама по себе слова доброго не стоит, между нами говоря, чистая конъюнктура, а с этими вставочками заиграла, как бриллиант.
– Зачем же вы такую слабую пьесу взяли? – удивилась Люся. – Неужели ничего получше не нашлось?
– Получше – оно в тех театрах, которые получше, – скаламбурил администратор. – Вон во МХАТе Ефремов в этом году Гельмана поставил, «Мы, нижеподписавшиеся», видели, наверное? «Протокол одного заседания» тоже в двух театрах идет, еще и кино сняли. А нам что остается? Стараемся хотя бы новизной зрителя привлечь, ставим малоизвестное. Вот и результат. А тематику соблюсти надо, иначе «там» не поймут, почему у нас репертуарная политика производственные проблемы не уважает.
Шилин давно понял, что с Орловыми можно говорить без опасений. Понял еще с тех времен, когда его сына привлекали за распространение антисоветской литературы. Тогда дело до суда и до вступления адвоката в процесс не дошло, потому что благодаря своевременным советам и консультациям Александра Ивановича удалось убедительно доказать следствию, что ничего антисоветского в этих самиздатовских книгах не было. Ни с кем другим, кроме самых близких, Лев Аркадьевич, конечно, не был бы столь откровенен в оценках.
– Текст можно поправить, – заметила Люся, – будет и исторически верно, и без ущерба для общей идеи.
– Да-да… – рассеянно покивал администратор. – Идею этих вставочек терять жалко, в ней вся соль, но, с другой стороны, именно из-за нее спектакль все равно не выпустят.
– А знаете, можно вывернуться, – ответила Орлова. – Те события, на которые ссылается режиссер, слишком хорошо известны даже членам приемной комиссии. А если попробовать упомянуть события точно такого же плана и смысла, но малоизвестные, забытые сегодня? Я вам хоть десяток примеров приведу, а подтекст поймут только знающие люди. Разумеется, среди зрителей таких знатоков истории будет немного, но сейчас, как я понимаю, стоит главная задача – протащить спектакль через отдел культуры. А потом в нем можно кое-что поменять по ходу, так многие делают, я знаю. Сдают один спектакль, а через пару лет смотришь – он уже совсем другой.
Шилин оживился.
– Это мысль! Это очень хорошая мысль! После прогона я познакомлю вас с режиссером, помогите ему, Людмила Анатольевна, голубушка, а? Ведь жалко губить спектакль, отличная же работа!
Началось второе действие, и Орлов с напряжением ждал, когда снова появится та актриса. Но, к сожалению, ее выход состоялся только в самом конце спектакля, и она пробыла на сцене всего минут пять. Хорошо она играла или плохо, Александр Иванович оценить не мог. Он видел только лицо, походку, мимику и моторику. Он видел свою мать.
И не мог сказать об этом никому. Даже Люсеньке.
* * *
После спектакля администратор Шилин привел Орловых в свой кабинет, включил электрический чайник, принялся хлопотать с заваркой и чашками.
– Сейчас придет Андрей Викторович, наш режиссер, я вас познакомлю, и бог даст – вы вместе что-нибудь сообразите, чтобы спасти спектакль, – приговаривал администратор, выкладывая на блюдечко печенье из пачки.
Почему-то Александр Иванович Орлов был уверен, что режиссер молод и заносчив, как все молодые гении, особенно те, которых вдруг приглашают с периферии в столицу. Однако появившийся минут через пять мужчина был всего лет на десять моложе самого Орлова, которому недавно исполнилось 57. Вместе с ним в кабинет Шилина вошла та самая актриса, внешность которой буквально лишала Орлова способности соображать. Сейчас, в скромном джинсовом платье без рукавов, надетом на тонкую водолазку, с распущенными кудрявыми волосами и умытым лицом, эта женщина, на вид лет тридцати пяти, была еще больше похожа на его мать.
– Прошу знакомиться: наш новый режиссер Андрей Викторович Хвыля, его супруга Алла Горлицына, наша новая, соответственно, актриса. А это известный адвокат Александр Иванович Орлов и его супруга Людмила Анатольевна. Располагайтесь, располагайтесь, – суетился администратор, снимая со стульев какие-то многочисленные папки и журналы. – Я попросил вас, Андрей Викторович, зайти, потому что у Людмилы Анатольевны есть некоторые идеи насчет того, как сделать… м-м-м… определенные реплики более соответствующими исторической правде и более… м-м-м… выверенными, я бы так сказал.
Хвыля мгновенно нахмурился и насторожился.
– Вы из Главлита? – спросил он ледяным голосом. – Или из отдела культуры? В моем спектакле не разглашаются никакие секреты, а сама пьеса прошла все положенные инстанции и неоднократно ставилась в театрах нашей страны.
