– Что знать? Что мама ему изменяет с Хвылей? И что она связалась с диссидентами?
– Именно. Если Александр Иванович дорожит своей семьей, он сделает все, что от него зависит, чтобы сохранить брак. И сам свою актрису бросит, и жену от любовника отвадит. Я не вчера родился и понимаю, что сыновья на матерей никакого влияния не имеют. А вот мужья на жен – очень даже могут повлиять. Мой тебе совет: поговори с отцом.
Они дошли до станции «Маяковская» и распрощались. Щепкин пошел на остановку троллейбуса, а Борис спустился в метро.
Услышанное казалось ему невероятным, но в то же время пришлось признаться себе, что после окончания университета он действительно почти ничего не знал о жизни своих родителей. Борис Орлов много работал, а в свободное время встречался с Татьяной Потаповой, отношения с которой из шутливых и «игрушечных» неожиданно стали серьезными и глубокими. Жизнь родителей мало интересовала молодого человека, ибо он, как и подавляющее большинство его ровесников, полагал, что после тридцати пяти лет наступает глубокая старость, в которой уже ничего существенного и достойного внимания происходить не может. Отцу шестьдесят, мама на десять лет моложе, но пятьдесят – это тоже о-го-го какой возраст, какие тут могут быть романы и супружеские измены?
Оказалось, что могут. Если Петька Щепкин не ошибается или не врет.
Стоя в качающемся вагоне метро, Борис попытался собрать в памяти все мелкие детали, попадавшие в поле его зрения.
Отец долго разговаривает по телефону с Аллой… Но они говорят о ее сыне.
Мама говорит, что Хвыля приглашает на «квартирник» – домашний концерт какого-то барда… Но она же зовет с собой отца, а не идет одна. Хотя отец, кажется, отказывается…
Еще какие-то мелочи всплывали в голове и заставляли думать, что Петр сказал правду. И что со всем этим теперь делать? Последовать дружескому совету и поговорить с отцом? Или смолчать и сделать вид, что ничего не происходит? А вдруг мама действительно попала в круг людей, близость к которым потом обернется для нее неприятностями? И для нее, и для отца, и для самого лейтенанта милиции Орлова? Скоро подойдет срок получения Борисом очередного специального звания, а тут такое…
Выйдя из метро на своей станции, он откопал в кармане «двушку», позвонил из автомата Тане и сказал, что сегодня не приедет. Второй «двушки» не нашлось, и домой пришлось звонить при помощи гривенника.
Трубку снял Александр Иванович.
– Привет, пап. Мама дома?
– Нет, она сегодня будет попозже, у них там опять посиделки с Максом по поводу пьесы. А что? Тебе мама нужна?
– Все в порядке, просто спросил. Я скоро буду.
– Ты же сегодня к Танечке собирался…
– Не срослось.
– Что-то случилось? – В голосе Александра Ивановича зазвучало беспокойство. – Вы поссорились?
– Да нет же, пап, все нормально! Честно. В общем, ставь чайник, я от метро звоню, скоро буду.
Если бы мама оказалась дома, Борис предложил бы отцу выйти подышать свежим воздухом. Но коль ее нет, то никто не помешает им поговорить.
* * *
Александр Иванович с напряжением и тревогой смотрел на жену: Люся, одетая в домашний халатик, неторопливо перебирала какие-то исписанные листы, которые достала из толстой картонной папки с завязками. «Неудачно покрасилась в этот раз», – почему-то подумал он, заметив, как заглянувший в окно солнечный луч упал на светло-каштановую прядь, сверкнувшую сединой. И тут же Орлов одернул себя: «О чем я? Рушится моя семья, сейчас определяется наша с Люсенькой судьба, а я замечаю, как она покрасилась… Идиот!»
Всю ночь после разговора с сыном Александр Иванович провел без сна, обдумывая услышанное и пытаясь понять, как правильнее поступить. Он в первый момент даже не удивился, когда Борька сказал, что у Люсеньки роман с Хвылей. Удивление пришло минут через двадцать, когда Орлов вдруг осознал, насколько Алла поглотила его внимание. Ведь все было так очевидно! А он ничего не видел, не замечал, ему не хотелось ничего знать, кроме дочери и внука. Наоборот, Александр Иванович радовался, когда жена отправлялась на встречи с режиссером и его другом-драматургом: это давало ему полное право распорядиться своим временем, которое он тратил, конечно же, на Аллу и Мишу. «Девочка совсем брошенная, – говорил себе Орлов, – муж занят своей работой, своими спектаклями, своими идеями, а она все время одна».
Вариантов, как ему казалось, было, в общем-то, немного. Собственно говоря, всего два, как и у всех людей, оказывающихся в подобной ситуации: или делать вид, что ничего не происходит, или поговорить с женой и все прояснить. Но сын сказал одну правильную вещь: Люсеньку надо предостеречь от возможных неприятностей, и без разговора тут никак не обойтись. «Мы все мучаем друг друга, – пришла на рассвете мысль. – Хвыля проводит с Люсей столько же времени, сколько и она с ним, то есть много. Аллочка страдает, это и само по себе плохо, и на Мишке сказывается. Хвыля и Люся лгут дома, притворяются. Наверное, Аллочка давно уже почуяла неладное, но постеснялась мне сказать, все же я мужчина, хоть и друг. Женщины вообще не любят вслух признавать, что их бросили. Всем кругом плохо от этого вранья. И первый в ряду виноватых – я сам. Я слишком много внимания уделял Алле и дал Люсе повод для ревности. Даже комитетчики, а теперь и наш сын уверены, что Алла – моя любовница. А от ревности до измены расстояние очень маленькое. Надо поговорить. Нельзя молчать и притворяться, будто ничего не происходит. Хватит, намолчался уже. Надо задать всего один вопрос».
Все утро Александр Иванович собирался с силами, чтобы этот вопрос задать. И вот наконец задал. И теперь ждал ответа, поражаясь самообладанию жены, которая, казалось, нисколько не испугалась и не заволновалась. Она методично перебирала бумаги в поисках чего-то очень нужного.
Молчание затягивалось. Александр Иванович начал нервничать.
– Люся! – окликнул он жену. – Ты ничего не хочешь мне ответить?
Она неторопливо сложила бумаги в папку, сделала аккуратный бантик из завязок и села за стол, положив соединенные в замок ладони перед собой. Глаза ее, устремленные на Орлова, смотрели укоризненно и в то же время насмешливо.
– Интересно, если бы Борька тебе не сказал, когда бы ты прозрел? Я долго терпела, Орлов. Я терпела твою увлеченность Аллочкой и ждала, когда же твоя романтика закончится. Но ты тонул в этом болоте все больше и больше, и я поняла, что все серьезно и ты собой не управляешь. Разве я хоть раз упрекнула тебя в этой влюбленности? Нет. Я отнеслась с пониманием и просто ждала, когда болезнь пройдет. И вот, пока я ждала, мне открылась совсем другая жизнь. Жизнь, в которой я могу быть равноправным партнером, а не вечной девочкой-несмышленышем. И эта другая жизнь нравится мне куда больше, чем жизнь, в которой я послушно выполняю функцию ребенка.
– Я не понимаю, Люсенька… Я могу тебе поклясться, что у меня нет и не было романа с Аллой. И я не понимаю твоих претензий…
– Ты не понимаешь? – усмехнулась она. – Хорошо. Что ты думаешь по поводу письма Белинского Гоголю?
