Снявши голову, по волосам не плачут. Золотые слова! Не жалеет он о волосах. Давно пора было заканчивать этот затянувшийся фарс. И бизнеса ему не жаль. Начинать новое — всегда вызов. Единственное, о чем он жалел в тот момент, когда Эмилия пыхтела, отрезая ему косу, — о своем поведении. О глупости, совершенной в гневе.
Ладно, сначала вспылил. Но потом же понял, кто на самом деле виноват в случившемся. Кто же, кроме его дражайших сестриц, мог надоумить Эмилию срезать элитные сорта матушкиных орхидей? А жена еще их выгораживала. И он обрадовался — не придется спорить с матушкой, запрещать ей наказывать этих дурочек. Вот уж когда сестрицы действительно заслуживали наказания! А он смалодушничал, заставил матушку поверить, будто Эмилия виновата.
Ведь было еще и чудовище. И почему он только потом усомнился, почему не проверил сразу? Дважды идиот. Разыграл перед матушкой целый спектакль, самоуверенно понадеявшись, что Эмилия его поймет и простит. И не подумал, как тяжело пережить такое унижение взрослой женщине, выросшей в другом мире.
Потому и молчал, притворяясь спящим. Хоть какое-то моральное удовлетворение она получила. И ни к чему ей знать, он только рад был освободиться от дурацкой косицы.
И как теперь понять, что за чувство заставляет его переживать об Эмилии? Почему ему так важно, чтобы она его простила? Пусть не сразу, потом, когда успокоится. Наваждение какое-то! Как будто она…
— Ты у меня одна… — запел кто-то рядом.
От спортивного клуба до дома Мартин шел пешком. Душный и пыльный город к вечеру умыл дождь. Дышалось легко, и прогулка получилась в удовольствие. Пересекая тихий сквер, Мартин увидел уличного музыканта. И место не бойкое, тут обычно гуляют мамы с детьми да собачники. А уже и толпа благодарных слушателей набежала.
Мужчина, постарше Мартина, пел, аккомпанируя себе на гитаре:
— Ты у меня одна — словно в ночи луна,
Словно в степи сосна, словно в году весна.
Нету другой такой ни за какой рекой.
Нет за туманами, дальними странами.
[1]
Мартина словно к месту пригвоздили. Он не был поклонником бардовской песни, да и вообще к музыке относился скептически. Но сейчас неторопливая мелодия и нехитрые слова казались ему откровением. Они были естественны, как сама жизнь. «Вот поворот какой делается с рекой. Можешь отнять покой…»
[2] Он выгреб из карманов всю наличку и ссыпал деньги в картонную коробку, стоявшую на тротуаре.
Неужели прав Черный оракул? И его единственная действительно существует? Ох, давно он перестал верить в случайные совпадения!
Мартин не помнил, как добрался до дома. В кои-то веки он не знал, что ему делать и как себя вести. Поверить в собственные чувства? Попытаться еще раз? Но как… Как он сможет смотреть в глаза Эми после того, что натворил?
Нет, это все глупости. Влияние момента. Любовь не для него. Любви вообще не существует! И пять предыдущих жен — хороший тому пример.
— И где тебя носит?
Знакомый голос прозвучал неожиданно, как только Мартин переступил порог квартиры.
— Это ты какого черта тут делаешь? — грубо ответил он, включая в прихожей свет. — Я тебя, кажется, попросил кое о чем.
Даниэль стоял в проеме двери, ведущей в гостиную, опершись на косяк.
— Да я на минутку. Как дела с компанией?
— Юристы работают.
Мартин прошел мимо брата на кухню.
— Ого! Кто тебя так? — присвистнул Даниэль, заметив синяк.
— На тренировке. Слушай, Дан… — Мартин выудил из холодильника апельсиновый сок. — Будешь?
— Слушаю. — Даниэль вошел следом и покачал головой, отказываясь от предложения.
— Ты не можешь узнать, кто вчера… нет, уже позавчера вечером посылал горничную за чудовищем?
— Уже, — коротко ответил Даниэль.
— И?
— Флоренс.
— И цветы небось тоже она… — хмыкнул Мартин, отхлебнул сок прямо из бутылки и невидящим взглядом уставился в окно.
— Она, — подтвердил Даниэль. — Остальные не замешаны.
— Почему, Дан?
— Уж замуж невтерпеж.
— Чего?! — Мартин поменялся в лице и чуть не облился соком. — Такая подлость из-за того, что я и так ей предложил? Ты узнал кто?
— Угу. Мезальянс.
— Да к черту! Если он порядочный человек, пусть выходит за него. Кто он?
— Флоренс уверена, ты будешь против. Мне нужно еще кое-что проверить. Потерпи. И не переживай, все под контролем.
— Спасибо, — выдохнул Мартин. — У меня уже голова идет кругом от этих женщин. Что там… Эми? И вообще, какого черта ты еще здесь?
— Эмилия заболела. Я подумал, тебе стоит знать.
Мартин поставил бутылку с остатками сока на стол, вытер губы тыльной стороной руки и только потом спросил:
— А что изменится, если я буду там, а не тут? Ты пригласил врача?
— Да. Обычная простуда…
— Вот видишь. Пара дней и…
— …но у нее ослаблен иммунитет, видимо, от стресса, — продолжил Даниэль, перебивая брата. — Поэтому высокая температура, которую почти невозможно сбить.
— А лечебная магия? — Мартин подобрался, от расслабленной позы не осталось и следа.
— Если ты готов навсегда оставить ее в нашем мире…
— Черт, забыл! Перенес бы ее сюда, раз дело серьезное.
— Не могу. Барьер не пускает.
— Да ладно…
Даниэль пожал плечами:
— Тебе ли не знать, что такое бывает. Так ты…
Мартин исчез, не дослушав брата.
— … возвращаешься, — усмехнулся Даниэль, заканчивая фразу — Кто бы сомневался.
Матушка меняла Эмилии компресс.
— Не обижайся на Мартюшу, милочка, — бубнила леди Айрин, отжимая полотенце над тазом с водой и льдинками. — Он с женами обращаться не умеет, хоть ты и не первая у него. Вон, даже колечко не подарил, негодник… — Она уложила полотенце на лоб больной.
Эмилия, казалось, спала. Глаза закрыты, щеки горят, и одеяло до самого подбородка. Рядом с ней лежит несчастное чудовище: вытянуло шею, положило морду на плечо.
— И-и-и? — Ло первый заметил Мартина.
И матушка обернулась, осекшись на полуслове.
— Наконец-то! — проворчала она, тут же меняя интонацию. — Почему я должна ухаживать за твоей женой, скажи на милость?
— Спасибо, мама. — Мартин шагнул к кровати, но леди Айрин перегородила ему дорогу.
