Приходько сбежал к реке, встал на четвереньки, сунул голову и руки в воду, пофыркал, похлопал себя по телу, избавляясь от остатков гнуса, и полез по откосу к нам. Но на его пути стоял боцман.
– Где ялик? Дзюба где?
– Да ты что Иваныч, ты что, ты что?
Капитан помолчал, посмотрел в сторону чащи, из которой он только что выбрался, и вяло махнул в ее направлении рукой.
– Нет ялика. И Дзюбы нет. Там они.
– Что значит, нет? Да скажите вы толком, наконец. Что произошло?
Приходько повертел еще головой, усеянной теперь сверкающими на солнце каплями воды, увидал в отдалении стоящий на якоре «Стремительный» и, похоже, вспомнил, наконец, о своей капитанской должности.
– В общем, так… Мы, когда к лосю подскочили, до берега уже недалеко было. Он нас увидел, только быстрей поплыл. Не остановить. И близко не подберешься, рога у него – во! – Капитан во всю ширь развел руки. – Того и гляди – долбанет. Ну, Дзюба на носу был, схватил швартовый конец и метнул. Петля точно на рога села. А лось в этот момент дно под ногами почувствовал. Как рванул на берег – и ялик за ним. И прямо в тайгу. На бешеной скорости. Мотор цепанул за что-то, а я за его ручку держался. Нас обоих и выкинуло. А их, то есть Дзюбу и ялик, так и унес за собой. С концами.
– С какими концами! – от возмущения боцман на миг захлебнулся словами. – С какими концами, товарищ капитан! Лось – это вам не трактор. И ялик… Да сколько он протащить его мог! Наверняка уже что-нибудь случилось. Или с лосем, или с яликом, или…
Боцман запнулся, и капитан горестно кивнул головой.
– Вот-вот, я и говорю… Одного гнуса хватит, чтобы заживо сожрать человека. Я-то рядом вылетел, мне сквозь листву просвет на реку виден был. А он?
– Верно, – согласился боцман. – Ждать некогда. Парни, делайте как я.
Иваныч наклонился, набрал в ладони влажную землю и начал размазывать ее по лицу, шее, тыльной стороне рук, быстро приобретая боевую раскраску. Помешкав, мы последовали его примеру. Капитан смотрел на нас в недоумении.
– Идем на поиски, – объяснил боцман. – А вы ждите нас у шлюпки, она там.
Мы зашагали за боцманом, и я, присмотревшись, увидел прочерченный по земле след ялика неподалеку от места, откуда вышел капитан. В этот момент в чаще перед нами раздался треск веток, мы остановились и нам навстречу вышел Дзюба. Лицо его, как и наши физиономии, покрывал толстый слой грязи. В руках он держал обломанный лосиный рог.
Морская любовь
Командиром на «Стремительном» с двумя механиками и двумя женщинами остался Гидрофор. Механики, впрочем, были не в счет. Для нас они выглядели фантомами, которые мелькают иногда в судовых коридорах или на трапе при сходе на берег, но не более того. На стоянках буксир пустел, оба механика пускались в беспробудный загул, а на ходу занимались бесконечным сражением с нежелающими им подчиняться двигателями. Даже обеды повариха Яна, чтобы механикам не приходилось тратить драгоценное время на переодевание, относила им прямо в каюты. Переборкой двигателя они занимались и на этот раз.
Ярко, не по северному, светило солнце. Гидрофор вышел на крыло ходового мостика и снял бушлат. Потом стянул через голову форменку и остался в тельняшке. Приближалось время обеда. Под ложечкой привычно засосало. Гидрофор вспомнил, что вся судовая власть теперь сосредоточена в его руках и решил наведаться на камбуз. Плита, к его удивлению, оказалась холодной, да и сама повариха отсутствовала. Тогда он заглянул к Яне в каюту, но и там было пусто. Еще больше удивившись и даже встревожившись, он прошелся по другим судовым помещениям, проверил душевые и гальюны, но не нашел ни единой живой души. Не было и буфетчицы Аллы. Он снова поднялся на мостик, внимательно осмотрел девственно пустынную реку. Никого не удалось различить и на берегу. Чтобы увеличить дальность обзора, он зацепил ремешок бинокля на шею и полез по вертикальному трапу на сигнальный мостик, располагающийся на крыше ходовой рубки. Гидрофор поднялся над срезом рубки по пояс и застыл.
На деревянном настиле лежали два верблюжьих одеяла. Поверх них, воспользовавшись редчайшей для этих широт возможностью, на животах, как две морские звезды, раскинулись Яна и Алла. Глаза женщин были плотно закрыты. Рядом, аккуратной стопкой, было сложено их нижнее белье.
Когда столбняк прошел, Гидрофор начал замечать подробности. Особенно его заинтересовала Яна. Ему очень хотелось подойти ближе, но он опасался, что его услышат, и женщины проснутся. Поэтому он стоял на неудобном трапе и терпел.
– Ну, насмотрелся? – не открывая глаз, спросила Яна.
– Да я… – от неожиданности Гидрофор чуть не упал. – Я… я проверить хотел, почему обед не делается, вот! – нашелся он.
– А что, мужики с охоты возвращаются?
– Да нет, не видно пока. Но порядок есть порядок, а я сейчас за старшего. За капитана, то есть.
– Так ты теперь капитан… – как-то странно промурлыкала Яна и стала переворачиваться. Гидрофор поспешно спустился с трапа и ретировался в рулевую рубку. Уже там он вновь взялся за бинокль и, наконец, разглядел судовую шлюпку.
На берегу что-то происходило. Шлюпка была нацелена носом к «Стремительному» и за ее кормой бурлила вода, но движения не замечалось. В шлюпке при этом наблюдался только один человек, судя по всему, Курочкин, а остальные топтались на берегу возле крупного предмета.
– Яна! – закричал Гидрофор, выскакивая на крыло. – Мужики лося завалили! Здоровенного! Растапливай плиту!
– Здоровенного, говоришь…
Гидрофор посмотрел наверх и едва не уронил бинокль. Яна стояла над его головой у рейлингов верхнего мостика и, не спеша, прилаживала к объемистой груди лифчик. Солнце из-за ее спины било Гидрофору прямо в глаза так, что вокруг плотно сбитого тела Яны расплывался светящийся ореол.
– Капитан… Не поможешь мне… на камбузе?
Наша охотничья команда вернулась к буксиру на одной спасательной шлюпке. Унесенный лосем в чащобу ялик мы отыскали метрах в ста от береговой линии, и кое-как оттащили обратно к воде. Бока его были основательно покорежены, транцевая доска отлетела вместе с мотором, плыть на нем было слишком рискованно, и мы прикрепили его к борту шлюпки. Когда мы добуксировали его до «Стремительного», ялик был на две трети затоплен.
– А где же лосина? – разочарованно спросила Яна.
Гидрофор помог ей на скорую руку соорудить немудреный обед из макарон по-флотски, с тушенкой, а затем и вымыть кастрюли. После чего у него появилось устойчивое хобби. Отстояв вахту, он чистил картошку на ужин. После завтрака складывал на полки чистые тарелки. После обеда вышвыривал за борт камбузные отходы.
Несмотря на нашу небогатую пока морскую практику и юный возраст, каждый четвертый курсант уже был женат. Остальные, пусть и на теоретическом уровне, твердо знали, что в море после недельного плавания все женщины допенсионного возраста становятся желанными солнышками и ласточками, а многим из них, несмотря на любые возрастные соотношения, удается увязать достигнутое на долгие годы в крепкий морской узел супружеской жизни. Поэтому женский вопрос лучше сразу решать на берегу, не затягивая с выбором. Лучше все равно не будет. И я подумал, что друга надо спасать.
