Коста больше ничего не спрашивал. Отодвинулся, сидел хмурый, задумчивый. Долго сидел. Малфрида же, наплакавшись вволю, стала утихать – опустошенная, усталая. Казалось: вот выскажется, облегчит душу – и отступит тоска. Но на деле только обессилела и не заметила, как уснула. И опять привиделся Калокир, опять звал ее, искал, метался… И она думала во сне – не вернуться ли? И от этой мысли даже успокоилась во сне.
Обычно Малфрида даже сквозь сон чувствовала, когда неслышно подходил слепой Расате. Но после душевного волнения спала уж больно крепко. А проснулась от негромкого разговора. Приподняла веки – Расате стоит подле Косты, а тот говорит:
– Присядь подле меня, повелитель. Признаться тебе кое в чем хочу. И это важно.
Наблюдая за ними из-под ресниц, Малфрида заметила, как по спокойному безглазому лицу колдуна прошла некая тень – словно брезговал подневольным волхвом, но потом все же опустился на каменный выступ. Теперь он сидел так близко к Малфриде, что если бы она натянула удерживающую веревку, могла бы и дотронуться до его длинных седых волос, падающих по спине почти до камня, на котором он устроился. Лица слепого она не могла видеть, зато хорошо видела Косту. И почудилось ей, что хоть и обращается волхв к Расате, но поглядывает в ее сторону, словно следит украдкой. Однако видел он в темноте не так хорошо, как ведьма, а лишь немногим лучше обычного смертного. Коста даже как-то сказал ей: потому и различаю все в этом мраке, что глаза к нему давно привыкли.
Сейчас, не сводя с нее взгляда, Коста обратился к Расате:
– Умру я скоро…
– Чувствуешь это или намекаешь, что живой воды тебе мало даю? – сухо осведомился колдун.
– Отпустил бы ты меня, повелитель, – внезапно взмолился Коста. – Я ведь не так силен, как иные твои слуги-кудесники. А когда по твоей воле оборачиваюсь зверем, много сил теряю. Состарился, мне и вода чародейская уже не помогает, ты сам это заметил. Вот и отпустил бы меня помереть спокойно. Ведь я вместо себя к тебе Малфриду привел, она ведьма сильная, долго и верно служить тебе будет. Баба она не особо умная, ей все равно, кому служить, тебе или кому другому. И подчиняется она тебе безропотно, не то что я, упрямый. Вот и пользуйся ее силой сколько пожелаешь.
Малфрида сперва не поверила ушам. Что это на нее Коста наговаривает? Или на свой лад понял ее слова, когда она призналась, что довольна тем, что Расате русам помог? Но чтобы вечно служить Расате… Малфрида вдруг почувствовала, как в ней закипает злость.
А Коста не унимался:
– Ты ведь всегда говорил, что я разумный, а все прочие… Та же Малфрида – глупа, как головешка. Сила-то в ней немалая, а все остальное – дурость одна. Да и что от бабы похотливой ждать? Вон, в ромея влюбилась, а тот ее использовал, как волочайку приблудную, а сам с иной сойтись надумал. Слушай, слушай меня, Расате, – может пригодиться!..
– Что мне до того, с кем…
– А ты не спеши. Влюбилась древлянка без памяти в некого Калокира, красавчика лукавого. Вот и потащилась за ним в Болгарию. А он… Ха! Использовал ее, играл ее чувствами, а дурища эта даже от чар своих ради него отреклась. Ну не безмозглая ли баба?
Малфрида начала медленно приподниматься. Ее душил гнев. Доверилась Косте, душу перед ним открыла, боль сердечную поведала, а он… В горле негромко заклокотало. Кожа зашуршала, покрываясь чешуей, когти показались из-под ногтей. Коста едва не кричал, подавшись к Расате… а его широко распахнутые глаза смотрели только на чудище, в которое превращалась чародейка.
– Слушай меня, могучий Расате! Малфрида будет тебе послушна, потому что всякому верит. А ее все использовали. Полюбятся, заставят поколдовать, а потом бросят. Ибо кто же такую любить станет? Кому она, темная нечисть, нужна? Гляди-ка, дикая древлянка о любви ромея возмечтала! Драл он ее, как жеребец, а сам тем временем…
Малфрида от ярости уже ничего не видела перед собой – таким неистовым было желание прикончить глумившегося над ней предателя. Она резко выпрямилась, слегка откинулась назад, опираясь на длинный драконий хвост, змеившийся за спиной, и распахнула клыкастую пасть, издав тонкий протяжный звук.
Расате уже почувствовал неладное, начал подниматься, даже вытянул руку, чтобы приказать чародейке удалиться… И Малфрида подчинилась бы, если б была собой. Но сейчас она превратилась в свирепое, полное жажды мести чудище. И убить она хотела не столько Расате, сколько предателя-волхва!
Коста вдруг схватил стоявшего перед ним Расате и с силой толкнул к чудищу, будто хотел им заслониться от жутких клыков. Но для Малфриды Расате был лишь досадной помехой на пути к Косте. Взревев, она подхватила и стиснула в могучих когтях худое тело колдуна, вонзила клыки в его шею, рванула и отшвырнула в сторону. В пасти остался непередаваемо гнусный вкус. Пасть распахнулась во всю ширь, издав громовой рык. Ужасный звук вернулся из темной каменной утробы многоголосым эхом, дробясь среди стен и сталактитов, отзываясь. Чудище замерло на миг, бессмысленно вращая головой. А потом ринулось к Косте…
Но волхва не оказалось на месте: колдовская веревка не удержала его! Каким-то остатком человеческого естества чудище осознало это и застыло. Как волхв мог освободиться, если наложенная с заклятием веревка шла из самого его нутра и разорвать ее означало выпотрошить самого себя! Даже она не смогла бы освободиться и помчаться туда, куда темной тенью бросился Коста… Нет, могла! Не было больше веревки, не было силы, способной удержать ее!
Чудище зашуршало тяжелым брюхом по камням пещеры, завращало головой, отыскивая, где притаился предатель. Но он сам подал голос: что-то крикнул. Она тотчас устремилась туда. Ох, сколько бы ты ни метался в темных переходах, Коста, рано или поздно она настигнет тебя и разорвет в клочья. А он еще и колдовать пытается, заслониться чарами. Чешуйчатое чудище тряхнуло остроухой головой, уничтожая слабое заклятие, и снова ринулось за волхвом.
– Ты свободна, Малфрида! – вопил Коста. – Опомнись, ты свободна!
О да, она свободна – и сейчас разделается с ним! И с чего бы это он вдруг стал таким шустрым? И голосит, не умолкая.
– Опомнись, ведьма! Нет больше Расате!
Каким-то чудом волхву удалось вскарабкаться по выступам стены почти под самый свод. Чудище встало на хвост и потянулось за ним, царапая когтями скалу, – каменная крошка так и посыпалась. А затем выбросило вперед длинный темный язык и оплело ногу волхва в печенежском сапоге. Рвануло на себя, захватило ступню и с хрустом откусило.
Коста неистово закричал и рухнул вниз. Малфрида сглотнула его кровь – солоноватую, человеческую. Сейчас она его сожрет – вот же он, бьется среди камней. Провела по телу волхва когтистой лапой, чувствуя, как лопается кожа…
Покрытая чешуей голова чудища плохо соображала, в ней клокотали только злость и ярость… Но потом, с явным опозданием, вернулась мысль: так она свободна? Как это вышло?
Она осела на задние лапы, взглянула, вывернув толстую шею, туда, где находился грот, в котором она сидела на привязи, и начала кое-что понимать. Она убила Расате еще до того, как погналась за разозлившим ее волхвом. Слепой не ведал, что в покорной ведьме есть иная, нечеловеческая кровь, над которой он не властен. А Коста намеренно вызвал ее ярость, надеясь, что она превратится в чудище. Но чудище живет только слепой злобой, и крики волхва о том, что они оба теперь свободны, дошли до нее слишком поздно!
