Цифра все поняла сразу, еще до того, как они, не подойдя даже к барной стойке, окружили ее столик, а ласковый и услужливый Иван мгновенно испарился неведомо куда. Но она никак не отреагировала: ни головы не повернула, ни тянуть через соломинку пузырящийся джин не перестала.
Самурай и Крючок – речпортовские пацаны из бригады Корнилова, несколько удивились такому безразличному приему: они привыкли, что их боятся или по крайней мере опасаются. Переглянувшись, они по-хозяйски развалились за столиком, Крючок сел справа от Цифры, Самурай – напротив. Крючок забрал у девушки стакан и выплеснул коктейль в траву.
– Вот ты где спряталась, стерва! Из-за тебя московским пацанам «мясню» устроили, мы за них отвечаем, а ты, как ни в чём не бывало, сидишь и коктейли распиваешь!
– Какие московские пацаны? – удивилась или сделала вид, что удивилась, Цифра. – Я при чем? Вы что, грибов объелись? Закажи мне то, что вылил!
– Сейчас шампанского закажем, самого лучшего! – сказал Самурай, в то время как Крючок стал звонить по телефону и докладывать, что они нашли «эту суку».
– Где твой… – Самурай назвал Седого неприличным словом. – В основном, у нас к нему вопросы есть.
– Да где? Сейчас придёт, – спокойно сказала Цифра. – Только я бы на вашем месте с ним не вязалась, а то вслед за москвичами отправитесь.
– Ты что, ещё пугаешь нас? – Самурай замахнулся, но Цифра не то что не подняла руку, заслоняясь, не отпрянула, но даже не шевельнулась.
– Сейчас пацаны приедут, – довольно улыбаясь, сообщил Крючок и схватил Цифру за грудь. – Мы ее прямо здесь и разложим!
– Дураки вы, дураки, – тяжело вздохнула она. – И чего вам не живётся?
Она взяла сумку, Самурай перехватил её, открыл, заглянул, ничего опасного не обнаружил и отдал обратно. Она достала сигарету, щёлкнула зажигалкой, потом извлекла большой квадратный флакон из толстого стекла с красивой золотой крышкой.
– Ты чего? Надушиться решила? – усмехнулся Крючок. – Мы тебя и так на круг поставим, надушенную или нет. Для тебя ж это не впервой…
Цифра улыбнулась.
– Да нет, я просто выпить хочу. Вы ж не угощаете.
– Чего, одеколон пить будешь? – засмеялся Крючок.
– А почему нет? Он хорошо забирает…
Цифра отвинтила золотую крышку и действительно поднесла флакон ко рту, сделала большой глоток. Бандиты глумливо засмеялись.
– Гля, во даёт!
Но пить Цифра ничего не собиралась, хотя в пузырьке был не одеколон, а чистый медицинский спирт. Она набрала полный рот, так что щеки раздулись, а потом поступила так, как когда-то давно хозяйки, гладящие старыми утюгами, которые не парили бельё и не вспрыскивали: набирали в рот воды и – Пфф! – как из пульверизатора брызгали на рубашку или на простыню. Так же сделала и Цифра, только прыснула она на Крючка, и при этом щёлкнула зажигалкой так, что у неё изо рта вылетели брызги спирта, а на Крючка попал уже синеватый огонь, от которого мгновенно вспыхнула его рубашка и джинсы..
– А-а-а-а! – с диким криком вскочил Крючок. Самурай вздрогнул, но не успел ничего сообразить: Цифра плеснула на него прямо из широкогорлого пузырька и бросила следом зажигалку. Самурай тоже вспыхнул, дико заорал и вскочил. Они действовали одинаково: бросились бежать к Дону, но быстро поняли, что от огня не убежишь, и начали срывать с себя одежду и кататься по земле, от чего вспыхнула высохшая на солнце трава. Цифра некоторое время наблюдала за их конвульсиями, потом неспешно подошла, подобрала два «ТТ», один спрятала в сумочку, второй взяла наизготовку.
– Иван, Илья, быстро сюда! Живо я сказала – хуже будет!
Бармен и повар вышли из помещения, как побитые собаки. Нет, точнее, как обреченные на убой бараны.
– Они карточку твою показали, сказали: сожгут всё и нас убьют, – оправдывался Иван.
– Так и будет, – кивнула Цифра и выстрелила ему в ногу. Тот коротко вскрикнул и, согнувшись, упал. Крючок и Самурай уже не кричали: они неподвижно лежали в черном кругу выгоревшей травы, их одежда частично сгорела, а остатки потухли.
– Давай, Илья, запаливай! – Цифра навела на него ствол. – Вначале свое гнездо, потом эту тачку.
– Н-н-но, – Илья дрожал всем телом, зубы его стучали.
Цифра выстрелила навскидку, пуля свистнула мимо головы повара. Он бросился к стойке бара, разбил несколько бутылок водки, долго чиркал дрожащими руками, ломая спички. Наконец, доски загорелись, жидкое пламя полилось на пол.
– Теперь сунь полотенце в бензобак, – ствол пистолета указал на «Туарег». – Глубже, глубже! Поджигай!
Через минуту полотенце загорелось.
– Где твой придурок-подсобник?
– Уб-б-б-еж-ж-жал, – еле выговорил Илья.
– Тогда к лодке. Отвезешь меня в город – оставлю живым!
Мерно тарахтел лодочный мотор, стоящий на высоком правом берегу Тиходонск приближался. Когда они были почти на середине Дона, сзади раздался глухой взрыв бензобака, и «Туарег» вспыхнул с новой силой. Брызгающий искрами рядом деревянный теремок напоминал огромный пионерский костер.
– Нравится? – спросила Цифра. – А если бы не настучали на нас, как раз бы обед готовили…
Илья ничего не ответил. Он был бледен и дрожал всем телом, очевидно, предчувствуя, что неприятности для него не закончились.
Через десять минут к бывшей «Чайке» подскочили ребята Корнилова. Вызванные кем-то пожарные тушили останки стен и поливали пеной обгорелый остов «Туарега». Крючка и Самурая с серьёзными ожогами отправили в больницу, туда же отвезли раненого Ивана. Вскоре к ним присоединился и Илья, хотя Цифра сдержала слово и не причинила ему никакого вреда, кроме, конечно, материального и морального. Но в больницу он все же попал с многочисленными ушибами и переломами, происхождения которых пояснить не смог или, скорее, не захотел.
«Пожарница»
– Большой, громоздкий, как самодельный, – сказала Цифра, вскидывая и опуская массивный на вид и квадратный в сечении Глок.
– Не-е-ет, – сказал Седой. – Это лучший пистолет мира. Чувствуешь, как в руке сидит?
– Да, удобно… И не такой тяжелый, как на вид…
– Ты вообще-то стрелять умеешь?
– Умею. Ящик учил.
– Так вот, здесь вообще все просто: передёрнула затвор и нажимай семнадцать раз. Его не подбрасывает, и пули, как правило, все идут куда надо. Потом поменяла обойму и жми ещё семнадцать. Представляешь, сколько зверей можно положить?
– Представляю, – вздохнула Цифра.
Они теперь жили в старом трехэтажном доме на окраине, рядом шла стройка, допоздна ухал копер, так что дребезжали несколько чашек в древнем шифоньере, рычали самосвалы, фары которых просвечивали комнату насквозь, как делает спецназ перед штурмом. Цифру все это приводило в ярость, а Седой вообще не обращал внимание на посторонние шумы и спал как младенец.
