– Можешь имя придумывать, – сделал еще одну попытку врач.
– Имя? – удивилась Лиза. Вот об имени она еще точно не задумывалась.
– Слушай, у тебя муж-то есть? – обеспокоился врач. – Или у тебя свекровь плохая? Давай я тебе справку напишу, что отдых нужен. Хочешь? А твои родственники за тобой смотрят? Почему разрешили так себя довести? Знаешь, я тебе справку напишу – покой, ничего тяжелого носить нельзя. Скажи мужу, пусть тебе цветы купит, конфеты, кольцо золотое. Ты ему не говори, что девочка, скажи, что непонятно пока. Пусть тебе кольцо купит за мальчика. А потом скажешь, что девочка. Зато кольцу порадуешься. Что с тобой? Ты должна радоваться, а ты не радуешься. Почему не радуешься?
Лиза спокойно вытерлась салфеткой, кивнула и вышла, забыв у врача и карту, и справку. Она зашла на другой этаж, где были свободные скамейки и мало людей, и долго сидела. Наверное, так легче жить – просить у мужа кольцо за мальчика, показывать родственникам фотографии с УЗИ. Наверное, положено выбирать имя для будущего ребенка и сомневаться: а вдруг не девочка, а все же мальчик? Вдруг не пуповина, а то самое? Вдруг врач ошибся? И для мальчика тоже выбирать имя. Да, она должна радоваться. Так и Полина говорила. Она должна быть просто счастлива – забеременела, хотя не должна была. Разве это не чудо? Полина, пусть врач, дочку у Матронушки просила, приезжала к пяти утра, чтобы очередь отстоять, приложиться, попросить. Несколько раз приезжала, верила в чудо. И случилось. Лиза ни у кого ничего не просила. Никогда. Зачем ей ребенок? Это не чудо. Какая-то ошибка. Ребенок должен был выбрать других родителей, не ее с Ромой.
Рома сразу же хотел сообщить матери, но Лиза попросила подождать – мало ли что, срок еще маленький. Валентина Даниловна узнала о том, что скоро станет бабушкой, когда Лиза была уже на седьмом месяце, и немедленно затребовала невестку в гости. Точнее, передала приглашение через Рому. Стоял май, на удивление жаркий. Лиза, пережив тяжелый ранний токсикоз, угрозу прерывания беременности, пролежав три недели на сохранении, впервые за эти шесть месяцев чувствовала себя хорошо. Более или менее. В отделении патологии, в четырехместной палате, она научилась выражать нужные эмоции, изображать счастье, обсуждать свекровь, мужа и читать полезные статьи для будущих мам. Она вполне справлялась с материнством, как с работой, пусть нелюбимой, но нужной, необходимой.
Рома подарил ей кольцо, подвеску, заваливал цветами и ананасами. Отчего-то он решил, что Лиза хочет ананасов. Он был идеальным будущим папой – приезжал, привозил ресторанные куриные котлетки и одарил врача духами. Лизе все завидовали. Даже врач. Ей пришлось научиться изображать вселенское счастье.
Они жили спокойно – Рома приезжал с работы рано. Лиза к приходу мужа усаживалась на диван с книгой «Тайна имени». Рома хотел назвать дочку Дашей. Лиза читала ему характеристику имени и не спорила. Послушно и благодарно ела ананас, который заедала селедкой, которую тоже привозил Рома.
Он думал, что она счастлива. И чуть ли не на коленях умолял о поездке. У них была хорошая машина, где для Лизы лежала специальная ортопедическая подушка под поясницу. Рома говорил, что мама очень обрадовалась, узнав о беременности невестки, что она изменилась за эти годы, что встретит Лизу как родную. И что они уедут в любой момент, по первому же Лизиному требованию.
– Ну что, ехать? – Лиза позвонила Полине, с которой благодаря беременности невольно снова сблизилась. Да и не было у Лизы других подруг.
– Поезжай, – посоветовала Полина, – не ради Ромы, не ради свекрови. Ради будущего ребенка.
– Это еще тут при чем? – не поняла Лиза.
– При том. Твоей дочке нужна будет бабушка. Хоть какая-нибудь. И тебе будет проще. Поверь мне. Бывают ситуации, когда любая бабушка сгодится. А твоя свекровь станет отличной бабушкой. И ты всегда сможешь на нее рассчитывать.
– Почему ты так уверена? Лучше я на тебя буду рассчитывать, чем на нее.
– Поезжай. Люди меняются. Особенно если речь идет о внуках. Ты не поверишь, но я тоже бываю рада свекрови. А когда она хотя бы одного из детей к себе забирает, то у меня просто праздник. На Ольгу Борисовну ты не можешь рассчитывать. Ну, что поделаешь? Я бы на твоем месте поехала.
Лиза согласилась. Рома на радостях купил дико дорогой шкаф в детскую, который приглянулся Лизе, но отпугивал ценой. Она с беременностью вдруг стала скупой, а муж сорил деньгами.
Валентина Даниловна встречала их на лестничной клетке. Из квартиры пахло печеным, жареной картошкой с чесноком и еще чем-то наготовленным.
– Ты ж моя роднулечка! – запричитала свекровь, глядя не Лизе в глаза, а уставившись на ее живот. Все остальное время Валентина Даниловна разговаривала не с Лизой, а с ее животом. И кормила она тоже живот, а не невестку. Лиза пыталась держать себя в руках, но не смогла – уминала пирожки с рисом и яйцом, жареную картошку, селедку. Сидела и ела.
– Ну вот, ну вот! – радовалась Валентина Даниловна. – Как же хорошо! Ест! Ромка, она ест как нормальная!
Кухня, которая была рассчитана на две табуретки, изменилась. Свекровь умудрилась втиснуть под подоконник стул со спинкой – для Лизы – и тут же, на краешке стола, раскатывала тесто и лепила новую порцию пирожков.
– С повидлом, Ромка, ты в детстве так любил с повидлом!
Лиза смотрела, как свекровь пересыпает варенье мукой, ловко слепляет концы, промазывает готовые пирожки куском марли, смоченной яйцом, и удивлялась – неужели Валентина Даниловна так мечтает о внуках, что готова полюбить даже невестку? Лиза испытывала благодарность – свекровь заботится, готовит, выделила ей аж два одеяла и две подушки.
Она потащила Лизу к соседке, потом к другой – похвастаться животом и новостью, что будет девочка. Лиза смотрела на интерьеры квартир другими глазами. Пока свекровь с соседками выбирали имя для будущей внучки, Лиза таращилась на стены. Валентина Даниловна склонялась к имени Валерия в честь Валерия Леонтьева, которого страстно любила в молодости, соседки предлагали выбрать имя по святцам. Лиза кивала сразу всем и замечала, что все женщины здесь – рукодельницы. У каждой было вязание в работе и уже готовые вещи: или накидка на кресло, или шаль, или шарфик. Вязали очень хорошо. Практически в каждой квартире в коридоре на стене висели коврики из разноцветных ленточек и лоскутков ткани. И Лиза поняла, что это вообще не считалось особым умением, так, баловство, руки занять. Скрутить, склеить и повесить на стену.
Иконы в каждой квартире соседствовали на стене с рукодельными украшениями – вышивкой крестиком, плетеными ковриками, картинами-раскрасками, где по трафарету и набору из пяти красок в маленьких одноразовых контейнерах можно воссоздать картину знаменитого художника. Рядом обязательно соседствовали картины из семечек или крупы. На шкафу или в углу за диваном сидели или стояли куклы. У Лизы в детстве тоже были такие – большие, умеющие ходить, или поменьше, которые закрывали глаза. Те куклы, которые надоедали Лизе, Ольга Борисовна отдавала Полине или раздаривала соседкам. Здесь же куклы считались семейной реликвией и никому не передаривались и не выбрасывались. Они хранились для внучек, правнучек. У Валентины Даниловны тоже были две такие куклы, она торжественно вынула их из старого чемодана, лежащего на шифоньере, и преподнесла Лизе. Куклы, судя по всему, принадлежали самой свекрови – одна безглазая, вторая с обстриженными под горшок локонами. Из того же чемодана были извлечены старые, еще Ромины, сандалии, две застиранные пеленки, одна коричневая клеенка, чешки черные, ползунки в мишках, колготки в рубчик зеленые, две пары, шапочка, вязанная крючком.
