Слезы душили ее. «Только бы не встретить соседей!»
Последние метров тридцать она почти бежала. Резким движением толкнула калитку, бросила сумку прямо на землю и, плюхнувшись рядом наконец заревела.
В долю секунды к ней подбежала собака. Испуганно посмотрела на хозяйку и, поскуливая, стала облизывать горячим и мокрым языком ее лицо и шею.
– Все, Ладка, все! – шептала женщина и чуть отодвигала ее. – Хватит, Ладунь!
Собака села рядом и не мигая смотрела на хозяйку, продолжая скулить.
Потом подняла морду и тонко завыла.
– Все хорошо, Ладка! Все в порядке! – бормотала Евгения, тяжело поднимаясь с земли. – Ну, все! Идем в дом! Пошли, милая! Хватит уже! Наревелись!
Евгения наконец встала, отряхнула одежду, подняла сумку и медленно пошла в дом.
– Такие дела, Ладунь! – усмехнулась она. – В сторожа нас с тобой прочат! Дожили, а, Лад?
Она горько усмехнулась и стала умываться водой из-под крана.
Вода была холодная, почти ледяная, но она приятно обжигала и успокаивала.
Умывшись, Евгения устало опустилась на табурет и принялась разбирать сумку.
– Да, девочка! – обращалась она к собаке. – Видишь, как жизнь оборачивается! Была тебе барыня, интеллигенция, мужнина жена. Денег в достатке. Жена, мать и переводчик с французского. А стала…
Евгения вздохнула и посмотрела на собаку:
– А стала… – с горечью повторила она, – бомжихой и кандидаткой в сторожа! Каково? Вот, как говорится, от сумы и от тюрьмы, моя милая!..
– А что, Лад? – вдруг засмеялась она. – Мы с тобой еще в тренде! Еще о-го-го! Ну, раз в охрану зовут! Доверяют, значит!
Собака тихо взвизгнула, радуясь улыбке хозяйки, и со стуком забила хвостом.
– Радуешься? – спросила хозяйка. – Ну-ну! А что нам еще остается? Двум старым и брошенным дурам? Да, Лад?
Собака коротко и радостно тявкнула.
Никогда за всю свою долгую девятилетнюю собачью жизнь она не возразила хозяйке и всегда с ней соглашалась.
После обеда – то самое овощное рагу, представьте, очень вкусно получилось! – Евгения Сергеевна немного почитала, попробовала начать переводить какой-то незнакомый текст, но отложила – в голову ничего не шло, и хотелось спать.
Наконец, успокоив себя, что имеет на это полное право, она радостно плюхнулась в кровать, накрылась одеялом и закрыла глаза.
Собака улеглась рядом, долго возилась, устраивалась. Немного поворчала, покряхтела, повздыхала и наконец закрыла глаза и тут же, через пару минут, захрапела.
Хозяйка улыбнулась и повернулась на бок:
– Все хорошо! – прошептала она. – А будет все… просто прекрасно!
Если не думать о том, что случилось в ее жизни, то и вправду можно было бы отчаянно убеждать себя, что все прекрасно.
Но… Не думать не получалось, увы… Будучи человеком сильным и стойким от природы, Евгения Сергеевна всегда принимала удары судьбы спокойно. Или, по крайней мере, с достоинством.
В истерики не впадала, судьбу не кляла, на близких не бросалась.
«Так – значит так!» – говорила она и принимала предложенные обстоятельства.
Покойный муж был совершенно другим человеком: на все реагировал буйно, легко впадал в панику, разражаясь проклятиями и криками. Проклятиями – в адрес обстоятельств, а криками – в ее адрес, супружницы. Просто… так ему было легче.
С ним вообще никогда легко не было – характер у мужа был вспыльчивый, резкий и нетерпимый.
Еще с молодых лет Женя уговаривала его переждать, не реагировать, смириться, принять ситуацию такой, как она есть.
С возрастом он закипал еще больше. Всякие доводы и уговоры «беречь здоровье, потому что все, в конце концов, пройдет и перемелется» его возмущали еще сильнее.
Женя махала рукой и уходила к себе. Но и там он ее настигал: в его неприятностях или проблемах ему непременно нужен был слушатель, стрелочник и «утиратель соплей».
С годами Евгения Сергеевна это усвоила и смирилась: в конце концов, у кого без проблем? Да, муж паникер. Скандалист… Человек южного темперамента – хоть и русский, а вырос в Тбилиси. А там все горлопанят!
Но человек он приличный и честный. Муж верный, хороший отец. Ну и так далее.
«Далее» включало то, что Евгения Сергеевна его любила. Очень любила. Всегда.
Даже в те минуты, когда он ее сильно разочаровывал и огорчал. А такое часто бывало. Он делал много ошибок: в работе, в построении отношений с коллегами и друзьями, в отношении к сыну.
«У сдержанного человека меньше промахов», – говорила Евгения, цитируя мудрейшего Конфуция. Но кто из нас прислушивается к советам мудрейших? Да и вообще, кто из нас слушает близких? Ну, а если и слушает – кто из нас слышит?
Так и прожили – буйно, шумно, крикливо. Но несчастливой она не была. Нет, не была.
Муж обожал гостей и застолья. Почти каждую неделю у них собирались гости. Ей, конечно, это было сложновато – работа плюс вечное кухонное рабство. А муж требовал разнообразия и изобилия, к чему был приучен.
К тому же постоянно наезжали тбилисские друзья – школьные, дворовые, институтские. А они, как известно, в застольях толк знали!
Евгения быстро научилась грузинским премудростям – пхали, сациви, аджапсандал, ачма, чашушули. Муж хвалил ее, правда нечасто.
Так она и запомнила свою семейную жизнь: от стола с пишущей машинкой, что стоял у окна в их крошечной спальне, до вечно раскаленной плиты и раковины. Короткий, но непростой путь. Траектория ее семейной жизни.
Они много ездили – муж любил перемены. Путешествовали по стране, были и на Байкале, и на Дальнем Востоке. Оттуда однажды полетели даже в Японию.
Съездили на Камчатку. Бывали и за границей – сначала Европа социалистическая (другая была тогда недоступна). Потом и другая: Италия, Франция. Их друзья жили по всему миру.
Часто ходили в рестораны, поскольку друзья их были людьми обеспеченными. Жили весело, шумно, бурно, открыто. Бесконечная круговерть событий и впечатлений! Денег хватало: муж хорошо зарабатывал – работал главным инженером огромного предприятия. Евгения работала «для души», как говорил муж. Чтобы не забыть язык и не потерять квалификацию, переводила статьи в журналы «с картинками».
Когда она уставала и начинала ворчать, муж говорил, что останавливаться нельзя! Жизнь – такая короткая штука!
Как напророчил…
Он умер в пятьдесят семь – инфаркт. Она не удивилась: с его-то реакцией на происходящее!
После похорон и пышных, обильных поминок, оставшись одна в квартире – друзья уже отбыли, спешно прощаясь, у всех своя жизнь, – Евгения Сергеевна вдруг подумала, что вот теперь… отдохнет.
