Тёпа счастливо смеялась и гладила его по руке: «Ешь, Лешечка, ешь! Свинячь в свое удовольствие!»
– Да! – Алексей резко вскочил с места, роняя вилку на пол. – Какой же я болван!
Он хлопнул себя по лбу и бросился за рюкзаком.
Торжественно вытащил оттуда пакет с маминой блузкой, бутылку армянского для отца: «Пять звезд, пап! Ты не думай!» А потом торжественно протянул матери пачку денег, схваченную аптечной резинкой.
Пачка была увесистой. Мать качнула головой, расплакалась и села на табуретку:
– А себе хоть оставил, сыночек?
– Мне? Для чего? – удивился Алексей.
– Для удовольствий, – ответила мать. – В кафе там сходить или девушке купить что-нибудь…
Алексей махнул рукой и посмотрел на Тёпу. Она, казалось, напряженно чего-то ждала. Или нет? Ему показалось? Сестра смотрела на Алексея во все глаза, словно спрашивая: «А мне? Мне – ничего? А я так ждала, Лешка!..»
И тот, хлопнув себя по лбу и заметно покраснев, снова сунулся в рюкзак. И вытащил оттуда коробочку с цепочкой и трилистником:
– А это тебе, Тёпка! Носи на здоровье!
Сестра вспыхнула лицом, открыла коробочку, и все дружно ахнули.
Какая красота!.. Лешка, балуешь ты нас!
А он отмахивался, продолжая хлебать уже остывший борщ, и смущенно просил прекратить «прения по теме».
С Тёпой они болтали до двух ночи, пока он, широко зевая, не сказал:
– Все, Тёпка! Остальное – завтра!
Тёпа кивнула и чуть задержала его руку в своей:
– Спасибо тебе, Лешик! Я о таком и не мечтала!..
– Да ладно тебе, – небрежно отмахнулся брат. – Сколько еще впереди!
Первого сентября было почти жарко – градусов двадцать шесть, не меньше.
Алексей надел новую голубую рубашку, купленную «по случаю» матерью. «К твоему загару и твоим глазам – самое то», – заверила она.
Во дворе института было шумно и весело. Все изучающе оглядывали друг друга, похлопывали по плечу, обнимались, наперебой рассказывали последние новости и делились впечатлениями от прошедших каникул.
Алексей вглядывался в толпу, пытаясь найти Надю.
Наконец увидел. Она шла от ворот – медленно, чуть покачиваясь на высоких каблуках. Еще издали Алексей заметил, что она совершенно не загорела, скорее наоборот – бледная, со впавшими глазами и темными подглазьями, похудевшая и словно усталая. Ее прекрасные пшеничные волосы словно поблекли и выглядели неживыми, постаревшими, что ли.
Алексей, замирая от любви и страха, подошел к группке девчонок, к которой прибилась Надя.
Надя молчала, чуть усмехаясь, сосредоточенно курила длинную сигарету, услужливо предложенную каким-то тощим лохматым парнем.
Они поздоровались.
– Ну, как провела? – тихо спросил Алексей.
– Кого? – переспросила Надя с лукавой улыбкой.
Алексей смутился, заговорил что-то быстро, торопливо – про Сочи и Гагры… А она резко оборвала его и сухо ответила:
– Я в деревне была. В отчем доме. Папаша изволили приболеть. Вот и пропахала там все два месяца! Ну красота, как ты понимаешь!.. – Лицо ее зло искривилось, и в глазах появились слезы. Надя отвернулась, устыдившись, и бросила сигарету в урну: – Сочи! – повторила она – там были такие Сочи, что хотелось сдохнуть!
– Да ладно, не переживай! Сколько еще будет всего в этой жизни! И Сочи, и Гагры! Да все впереди!
– Утешитель! – зло бросила Надя. – Тебя бы туда! А загар, я смотрю, у тебя приморский! Не подмосковный загар! Хорошо небось время провел? Море, солнце, вино, шашлыки!..
Алексей растерялся, не зная, что ответить.
А она, махнув рукой, быстро пошла прочь – словно обидевшись не только на жизнь, но и на него.
«Эх… – подумал Алексей. – Сейчас бы ту цепочку с трилистником! Вот бы она обрадовалась!»
И тут же, вспомнив глаза сестры, почувствовал, как жар стыда окатил его. «Нет, сволочь я все-таки!»
После защиты диплома и госэкзаменов началась интернатура – распределение по специализациям. В институте было шумно и тревожно. Все горячо спорили, гомонили, давали друг другу советы.
– А ты? – спросила как-то Надя. – Какие у тебя планы?
– Терапия… – почему-то вдруг смутился Алексей. Но тут же уверенным голосом добавил: – Основа наук!
Надя презрительно фыркнула:
– Основа! И что? Будешь в поликлиничке сидеть за сто пять рублей? И по участку чапать? К убогим старушкам? Папаверин выписывать и давление измерять?
– Ну, кто-то же должен, – ответил Алексей, – и к старушкам чапать в том числе.
Она снова усмехнулась:
– Ну да… К старушкам! Только к старушкам пусть тетеньки чапают. Те, кому за пятьдесят! А молодому, здоровому мужику… Ну не знаю!.. Мне кажется, глупо это! И еще, по-моему… очень смешно!
Сказала как пригвоздила.
– А ты? – как-то робко спросил Алексей, поняв, что незримая битва его проиграна вчистую.
– Я? – В хирургию! – с вызовом ответила Надя. – Там хоть… работа!
На последнем курсе, в мае, отмечали день рождения одногруппника. Все были приглашены на дачу. Точнее – в загородный дом именинника. Все знали, что он был номенклатурным внучком – к институту подъезжал на своих «Жигулях».
Встретились на Белорусском вокзале и рванули все вместе.
На участке – огромном, густом, заросшем вековым лесом – принялись разводить костер для шашлыков. Выпивки и закуски было море. Молодые и голодные набросились на еду и спиртное. Алексей тоже здорово выпил – от отчаяния, что теперь уже точно ничего не случится. Надя не замечала Алексея, словно его и не было рядом. Наверняка презирала.
А когда вытащили на улицу магнитофон и начались танцы-обжиманцы, Алексей, будучи крепко под градусом, осмелел и пригласил ее.
Ему показалось, что она тяжело вздохнула. Или только показалось?
Они медленно двигались, и Алексей, прикрыв от восторга глаза, вдыхал дымный аромат ее волос, щекотавших ему нос и щеку.
Музыка закончилась, а он рук не разжал. Она выпросталась из его объятий, подняла глаза и, усмехнувшись, сказала:
– Ну, и чего так вцепился? Лучше бы женился, что ли!
И приглушенно рассмеялась, проведя пальцем по его щеке.
– Когда? – спросил Алексей, не узнавая своего голоса.
– Что «когда»? – не поняла она и чуть сдвинула брови.
– Жениться – когда? – повторил Алексей, чувствуя, что сейчас от страха разорвется его заячье сердце.
– А что, ты готов? – усмехнулась Надя. – Прямо сейчас?
Он решительно кивнул:
