– Помоги, – кивнула девушка, – век доброту твою помнить буду, свечку за здравие ставить. Звать-то тебя как?
– Первуша. Ты к травнице сходи, есть ведь такие в селе?
– Есть, как не быть.
– Выпроси чистотела пучок, цвет ромашки, подорожника. Немного масла топленого в хозяйстве найдется?
Девушка кивнула.
– Снадобье я сам сварю. Мазать будешь, только условие одно – я рядом быть должен.
– А поможет?
– К полнолунию снадобье готово быть должно. Твердо обещать не могу, не ангел я, травник лишь. Но все, что в силах моих, сделаю.
В глазах Зоряны мелькнула надежда. Она собралась и ушла. Чтобы не быть нахлебником в чужой избе, Первуша воды в дом из колодца натаскал, потом в баню. После пожара одежда его дымом провоняла, руки и лицо в копоти, таким детей только пугать. Помыться надо. А подготовка бани – действие долгое. Воды в оба котла – для горячей и холодной – наносить надо, баню протопить. А дров уходит много, стало быть – рубить-колоть надобно. Потому бани устраивались раз в неделю или по праздникам, а мылись всей семьей, незазорно было. Поди-ка, натопи на всех, когда семьи велики. Пять-семь деток в семье – не удивление, норма. Дед Шигона за стараниями Первуши следил одобрительно, сам-то баньку давно топил, тяжело уже дрова рубить, воду носить. В бане советы давал:
– Энтот котел для горячей воды, к печке-каменке близко. Да заслонку наполовину прикрой. Вишь – тепло выдувает.
А уж как печь накалилась, в бане тепло стало, дед первым разделся. За ним и Первуша. Поперва в шайке теплую воду помешал, облился. С тела темная вода потекла. Дед заметил, удивился.
– Ох и грязен ты! Не мылся давно?
– Пришлось.
– Лишь бы не запаршивел.
– Нет у меня живности.
Под живностью понимались вши, блохи. Как тело омыл, потерся мочалкой и щелоком. Ведерко с ним у входа стояло. Дед Шигона разошелся, ковшик воды на камни плеснул. В бане влажно стало, пар поверху плавает, обжигает. Дед на полку улегся:
– Пройдись веничком.
Первуша постарался, веником березовым пар разогнал, потом по костлявой спине деда прошелся. Дед от удовольствия постанывал. Потом обмылись. Дед сказал:
– Будя! Зоряне тоже воды оставить надо. Бабам да девкам купание больше стариков нужно.
Вышли в предбанник, а там Зоряна, вернулась уже. И то сказать – на подготовку бани времени много ушло. Первуша срам руками прикрыл. Дед удивился:
– Ты чего? Баня ведь!
А одежды Первуши нигде нет. Зоряна молвила:
– Одежонку твою замочила, стирать буду. А покамест чистое исподнее надень, на обоих принесла.
На лавке лежали две исподние рубахи и двое исподних порток. Для Первуши непривычно, но оделся. А Зоряна поневу скинула, юбку нижнюю, сверкнула телом перед остолбеневшим Первушей и в моечную зашла.
– Хороша внучка. Статью в дочку уродилась, да не повезло. Мало того что сирота, так еще с лицом…
– С лица воду не пить, – возразил Первуша.
– Ты это парням объясни, – отрезал дед. – Пойдем в избу, медовухи глотнем.
В исподнем прошли по двору. После бани в избе прохладно показалось. Дед на стол выставил глиняный кувшин, по кружкам разлил.
– Со знакомством, значит. – Дед припал к кружке.
Первуша понюхал. Пахнет медом, травами, отпробовал. На сыто похоже, только погуще, поплотнее и крепость чувствуется.
– Ну, как моя медовуха?
– Мне понравилась.
Попивали неспешно, разговоры вели. Вернулась Зоряна. Волосы мокрые узлом сзади скручены.
– Бражничаете?
– Мы по чуть-чуть. После бани надобно. С потом вся сила ушла.
– Деда, а сила-то у тебя до бани была? – улыбнулась Зоряна. – Я стирать пошла. Кстати, к травнице ходила, все, что ты просил, принесла, бабка сказала – не поможет.
– Это мы еще посмотрим, – ответил Первуша.
Травы эти в самом деле помогали при прыщах или когда раны гноятся. Подорожник кровотечение останавливает, а при гное лучше сушеный мох растирать и рану присыпать. Но Первуша не на травы надеялся – на наговор. Назвался груздем – полезай в кузов. Первуша сушеные травы взял, котелок с водой в печь сунул, не прогорела до углей она.
– Ты что удумал? – заинтересовался дед.
– Внучке лицо поправить.
– Ты лекарь разве?
– Травник.
– О! Она ходила к местной травнице, уж сколько добра отнесла – яички, масла топленого, муки в оплату. А толку никакого.
– Я же оплаты не прошу, переночевать да подхарчиться.
– Тогда живи, – кивнул Шигона.
Первуша по всем правилам отвар сделал. Дед наблюдал с интересом, принюхивался. А чего нюхать – приятно пахнет, чай, не полынь. Первуша ухватом чугунок вытащил, на лавку поставил.
– Не переверни, полнолуния ждать будем, – предупредил Первуша.
В полнолуние наговоры и заклятия приобретали особую силу. Несколько дней подождать можно, дело не спешное. Первуше результат нужен. Первое самостоятельное, без Коляды, дело. Со стороны за учителем наблюдал, вроде все просто и понятно. А как до самого довелось, немного стушевался. Спросить бы у Коляды, да невозможно.
– Ты чего соленым столбом застыл? – спросил дед.
– Сродственника вспомнил.
– Ты сирота?
– Семью татары побили, уж года три как.
– Вона что. Один, значит, как перст.
– Так и есть.
До полнолуния Первуша развил кипучую деятельность. Сначала забор отремонтировал. Горбылем щели забил, из толстой бычьей кожи навесы для калиток сделал. Вторым днем дрова наколол, поленья под навесом сложил. На третий день навес над колодцем заменил, прежний совсем трухлявый, того и гляди в колодец рухнет. Дед за ним следом ходил, радовался работнику. У самого сил поправить не было, со стороны работника приглашать – так платить нечем. А Первуше за кров над головой и пропитание сиднем сидеть совестно.
К исходу четвертого дня Первуша Зоряну предупредил:
– Скоромного сегодня не ешь, в полночь к лечению приступим.
Насчет скоромного можно было не предупреждать. Мясного в избе не было. Несколько курочек берегли, они несли яйца. Свиньи или овец не было тоже. Питались похлебкой, кашами, пареной репой и брюквой, вареными яйцами. Благо запас муки был, хлеба в достатке Зоряна пекла. А на запивку для сыта немного меда берегли. В общем – не лучше и не хуже, чем у большинства деревенских.
Днем Первуша часик вздремнул, чтобы ночью носом не клевать. Как луна в полную силу над головой светить стала, кивнул Зоряне:
– Пора!
