Илья взмахнул ладонью, пронеся ее между собой и Антоном. Отпрянул.
– Жди, – голос звучал уже властно.
О Полуянове хозяин на время забыл. Он разжег огонь в камине и принялся что-то сливать в толстую белую керамическую чашку.
Беззвучно шептал. Огонь занялся, быстро вскарабкался по сухим дровам, и пламя загудело в дымоходе.
– Все время смотри в огонь, – проговорил Ястребов, не оборачиваясь.
Чашку Ястребов грел в руках, а затем несколько капель слил в огонь. Они вспыхнули, как бензин, ярко и весело.
Рука с чашкой оказалась перед лицом Полуянова:
– Выпей до последней капли.
Теплый край коснулся губ Антона. Он судорожно глотнул, ощутив на языке непривычные горечь и жжение.
– До последней капли, – голос впивался в уши, заставляя выполнять приказание.
Когда последняя горькая капля стекла в рот, глаза Полуянова широко открылись и замерли.
Он чувствовал, что не может пошевелить ни пальцем, ни головой, он весь одеревенел, но в то же время продолжал слышать, видеть. Глаза Ястребова сузились. Он, не глядя, отставил чашку на стол и уложил Антона на диван, пальцами, как покойнику, закрыл ему веки.
– А теперь я должен услышать все твои мысли. Не бойся, я их услышу, а ты все забудешь.
Антон даже не знал, говорил он или молчал, но чувствовал, что его понимают и слышат. Когда он не находил слов, то просто вызывал в мыслях образ, видение. Это тоже был рассказ. Его тело перестало иметь вес, затем Антону показалось, что какая-то сила вдавливает его в кожаный диван, хотя сам он стремится взлететь.
– Мне тяжело, – прошептал он. – Мне очень тяжело.
– Это жернов, – то ли услышал, то ли подумал он и ощутил, как тяжелый камень медленно поднимается, освобождая грудь.
И тут вспыхнул свет, нездешний, потусторонний, синеватый.
– В огонь смотри, в огонь.
Он увидел огонь, увидел сквозь закрытые веки и сам стал огнем. Ему показалось, что он – металлическая печь буржуйка, в которой бушует пламя. Огонь выедал его изнутри, опустошал, и только тонкая скорлупка оставалась от тела.
И тут Полуянов ощутил превращение. Он уже перестал быть собой, кто-то поселился в нем враждебный, парализующий волю. Огонь утих, и только густой дым плавал внутри оболочки. Затем и он рассеялся. Все существо сделалось прозрачным, как из стекла. Никогда ничего подобного Антону испытывать не приходилось.
И тут, как картинки на экране детского фильмоскопа, стали мелькать сцены из его жизни: офис, секретарша Нина, разговор со строителями, пожарная инспекция, ссора с женой, чучело в недостроенном «Паркинге», шелест денег в пальцах. Они проносились, почти не задерживаясь, без переживаний. Он смотрел на свою жизнь как на чужую.
Неожиданно картинка задержалась. Дачный коттедж, стол с выпивкой и закуской, и он, Антон Полуянов, сидит вместе с друзьями. Он говорил, брал рюмку, отвечал на вопросы. Но это был не он, за него действовал кто-то чужой. Само же естество Полуянова не участвовало в этом процессе, он оставался сторонним наблюдателем. Никто из друзей не ощущал подмены, ему улыбались, хлопали по плечу, шутили. Он увидел лицо Сергея Краснова, подвыпившего и беззвучно шевелившего губами. Читая по губам, Антон догадывался, о чем идет речь. Краснов рассказывал о своей жене.
Тут картинка сменилась. Марина садится в машину, улыбается ему. Она кладет руки на плечи. Антону хотелось крикнуть: «Это не я!»
Но язык не слушался. Им продолжал управлять проникший в его разум то ли человек, то ли дух.
Он даже не чувствовал прикосновений, за него наслаждался другой. Ему доставалось все – и вкус, и запах, и тепло ладоней и прикосновение губ.
– Ты хочешь этого? – впился в сознание почти лишенный смысла вопрос.
– Чего? – хотелось спросить Антону. – Чего я должен хотеть?
– Ты очень этого хочешь?
И помимо своей воли, не успев остановить мысль, Полуянов ответил:
– Да.
И тут же видения исчезли, он лежал на диване, глядя на уже рассыпающиеся угли осиновых поленьев. Комнату наполнял запах раскаленного камня, так пахнет в хорошо вытопленной бане. Ястребов провел ладонью перед глазами Антона, и тот вздрогнул, часто заморгал. Пошевелил пальцами.
– Нормально себя чувствуете? – поинтересовался хозяин дома, помогая Полуянову сесть.
Тот помотал головой:
– Вроде бы немного ощущаю головокружение.
– Это скоро пройдет.
И только сейчас Антон заметил, что торс его перебинтован, белоснежный бинт пахнет чистым, только что выпавшим снегом.
– Вот и все.
Илья сидел в глубоком кожаном кресле, закинув ногу на ногу, скрестив на груди сильные руки. Перед ним стояли два стакана, до половины наполненные ромом. В янтарной жидкости плавали прозрачные кубики льда.
– Теперь можно и выпить. Повязку снимете через семь дней и сожжете. Обязательно сожгите.
Ром окончательно вернул Антона к жизни.
Кожей спины он ощущал приятный холод, повязка хоть и была тугой, но дышать не мешала, она казалась частью его тела, как иногда перчатка кажется частью руки.
– Что я вам должен? – аккуратно поставив пустой стакан на стол, спросил Полуянов.
– Вы еще не уверены, помог я вам или нет.
– Я уверен.
– Мы еще встретимся. Вы сегодня намерены уехать? – буднично спросил хозяин дома.
– Я собирался уехать вчера. Не всегда наши желания исполняются так, как нам того хочется.
– Исполняются, непременно, – произнес Ястребов, легко вставая с кресла. – Жизнь часто поворачивается другой стороной, и мы видим ее изнанку. Изнанка всегда неприглядная – узелки, перепутанные нити, темные пятна. Как в вышивке, нельзя сделать одинаково красивой лицевую сторону и изнаночную.
– Я с вами согласен.
В горле Антона Полуянова пересохло, словно бы он проглотил горсть сухого песка.
– Человек красив снаружи, а если подумать, что у него внутри, то иногда оторопь берет..
– Вы имеете в виду внутренности?
– И внутренности тоже. Часть женского тела, к обладанию которой вы стремитесь, не жалея ни денег, ни сил, на поверку оказывается сморщенной неприглядной кишкой. Сходите как-нибудь в анатомический театр. Но самое страшное – это душа, мысли. Не у каждого хватает решимости сделать то, что он хочет.
А хочется многого, очень многого – и мне, и вам, и малым детям, и древним старикам. И заметьте, хочется зачастую именно того, что запрещено. Одни боятся тюрьмы, другие огласки, третьи – своей совести. И как легко, если наши желания выполняет кто-то другой!
