Размышления у постели, стоящего на грани жизни и смерти, привели Алексея к сожалению и мукам совести. Он даже простил все, и теперь просил о прощении сам. Извинений не последовало, но остались в памяти слезы сына и супруги раненного. Они не были причастны к его тогдашним горю и трагедии, он же стал непосредственным виновником всех бед, обрушившихся сегодня на этих людей, а ведь есть еще и родители! Именно эти слезы и мучения безысходности перед ликом нависшей смерти, позволили прорваться голосу совести, но свои переживания, о своей потерянной семье с лихвой перекрыли все в отношении Барятинского, все же оставив слышимым по отношению к невиновным и страдающим.
Перепады и неожиданные переходы от сожалению к неприязни и обратно, не меняли мнения о правильности содеянного, хотя, видя он заранее предполагаемые муки родственников, кто знает, смог бы пересилив себя, сделать, что сделал.
Он произносил слова успокоения, но звучали они лживо, представляясь ему же самому циничными. Так нельзя жить, таким нельзя быть, но выход найти, пока, где-то не здесь…
«Солдатом» обуревало желание помочь, исправить, изменить, пусть и временно нахлынувшее, но… Он всплеском вспомнил погибшую семью, жестоко убитую Милену, пропавшую дочь – чувство гнева нахлынули вновь, но не заметив на земле среди живых ни одного виновника трагедии, кроме самого Алексея, выбилось слезами, холодным потом и комком в горле… Таким и застал его дежурный врач, в сопровождении охранника. Состояние молодого человека произвело впечатление на вошедших и они не посмели нарушить кажущееся отдание последних чувственных дружеских переживаний больному.
Вот так рождаются легенды о преданности и дружбе… В таких муках переживаний и сохраняется душа в ветхой лодке надежды, среди бушующего океана зла и насилия…
«Солдат» понимал, что Григорий возможно не желал развития таких событий, не хотел гибели семьи, но делал все, чтобы душа «старлея» превратилась в помойку… Злобы снова не было, потому что пришло осознание – то же самое с ней делал и он сам! С выстрелами, приведшими Барятинского на это ложе, душа Алексей стала грязнее, а его жертва,… – кто знает, что происходит с ними, ведь и мы жертвы, и прежде всего своих же поступков, страстей, слабостей, жертвы не понимающие своей жертвенности, и совсем не считающие себя таковыми…
Что с нами?!
Происшедшее за последние года, пережитое, понимаемое сегодняшнее положение, ведущее в неопределенное будущее, а теперь омываемое этими переживаниями, ясно говорили ему о его статусе изгоя, которому нет места среди людей с их счастьем обычного рутинного домашнего очага, надоевшего серого спокойствия, с нудными обычными человеческими дрязгами и проблемами, небольшими и редкими радостями, открытостью пред другими и, в конце концов, простого жизненного течения своего существования.
Алексею не было места в этом людском потоке, он чувствовал только свою вину, а раз так, то пусть его стезя прокладывается незаметно и одиноко, где-нибудь в стороне, проходя по подворотням, сточным канавам и темным подземельям, где не бывает света или хотя бы его отражения…
Бомжик
Принятые во время меры по привезенной Алексеем информации предостерегли возможную микро войну, правда сократили «профсоюз» ровно на двоих его высокопоставленных участников. «Шарпей» и «Шульц», улетев на неделю в солнечную Грецию, уже никогда от туда не вернулись, по началу, якобы будучи задержаны местной полицией, на деле же почили навсегда на дне Средиземного моря с прострелянными Лешей «Кондратом» затылками, кстати, единственным оставшимся в живых из «чад» покойного Олега Рылева.
Перед отъездом, отдохнувший «Солдат» заехал проститься к Рылеву – старшему на, еще пахнущую свежей краской, виллу и получил первый вектор, определяющий новые веяния организации.
Что-то направило его в сторону Подольска, а точнее авторитетного господина, объединившего под собой добрую часть «джентльменов с большой дороги», промышлявших на этом направлении, и уже в большинстве своем придерживающихся новых веяний времени, и становящимися «чисто бизнесменами». Еще одно направление, правда старое и уже хорошо разработанное, тоже осталось и требовало, по словам Андрея, еще более пристального внимания.
Но несмотря на это, развернувшиеся планы не выглядели прежними, подобными Гришиным, а напротив были предупреждающими методами и зачастую не просто откладывались, а отменялись.
Взявшись параллельно и за «подольского Лукаса» и за «измайловского Акселя», «Солдат» теперь имея больше времени, мог себе позволить и футбол, и поездки на ставшие традицией, охоту или рыбалку с друзьями детства, что во времена «правления Барятинского» носило лишь эпизодический характер.
Уже осень передала свои права зиме, уже встали реки и температура, стремилась своим падением к глубокому минусу. Это несколько усложняло работу, так как Алексей выбрал размещение «снайперской лежки» в подвале недостроенного частного дома. Это строение не обладало ни крышей, ни окнами, ни даже перспективой возобновления строительных работ с приходом весны.
Чуть больше двух месяцев ушло на сбор и анализ информации, и теперь «Солдат» знал многое о передвижениях, привычках, образе жизни и знакомых, посещающих принадлежащий «Лукасу» дом в частном секторе недалеко от Подольска.
Поставив необходимые «ловушки» и «признаки», которые обязательно нарушались при посещении этого подвала нежелательными гостями, «Сотый» начал наведываться уже не любопытства ради, а вооружаясь подходящим аппаратом, оборудованным и оптическим прицелом и ПББС. Его смущал не гуляющий сквозняк и совсем не опасностью заболеть – это уже произошло, но звуковые эффекты, рождающиеся в этом недострое и постоянно заставляющие нервничать и проверяться.
«Гнездо стрелка», внешне ни чем себя не выдающее, обставлялось с двух сторон зеркалами, для возможности не поворачивая головы контролировать тылы, и в случае необходимости стрелять, уже конечно, из пистолета, ориентируясь именно по отражение.
Очередной раз, казалось бы, такой же обычный, как и все предыдущие, отличающийся только более скверной погодой, пронизывающим ветром и совсем уже завалившейся за минус 30 градусов температурой, имеющие только один плюс – отсутствие на улице праздно шатающихся, а если еще точнее, то только сумасшедший мог выйти прогуляться без дела, да даже и оно могло подождать.
Уже более трех часов не было видно ни машин, ни людей, что радовало, потому как «Лукас» обязательно должен появиться и если он сегодня задержится, хотя бы на пять секунд вне машины, то шанса попробовать приготовленный дома ужин у него не будет – такова жизнь, которую каждый из них обоих выбрал сам!
Уже не первый раз Алексею показался какой-то посторонний звук, которого ранее он не слышал, и с каждым разом он становился все более отчетливым и все менее похожим на вой животного или на производную сквозняка или ветра на улице. Трижды стрелок проверял помещения, но не находил ничего подозрительного. Казалось, что источником шума является комната, где он обосновался, но все, что было кроме голых кирпичных стен – это неказистая деревянная лесенка из подвала на первый этаж и ворох мусора и какого-то грязного тряпья, который он безрезультатно пошерудил, потыкав палкой, здесь же валявшейся.
