Взгляд в сторону бескрайнего голубого простора, скрытый очками от солнца, наслаждался пейзажем, открывающимся с этого места. Текущие мысли, набегающими волнами набивали полосу выводов, создавая логическую цепочку, но все происходящее, не имело отношения к настоящему, касалось прошлого, и никак не ложилось на будущее.
Мечты – единственное на что он имел право, как на единоличное и принадлежащее только ему, именно они завладели на несколько часов разумом, но к сожалению ничего не могли изменить…
Сзади возвышался огромный грязно-желтый Парфенон, а впереди волновали просторы воображения, которые правда всегда, в конце – концов, упирались в реалии. Последние состояли в том, что цель этой поездки, бывшая диаметрально противоположной целям видений, в которые Алексей старался вжиться хоть на минуту – другую в состояния мира, благополучия и счастья, приводила сегодняшнюю жизнь опять на темную сторону его существования, туда, где господствовала смерть.
Несколько человек еще вчера прибыли из России, имея одну лишь задачу – убийство Солоника. «Солдат» же появился здесь раньше инкогнито и явно для другого. Через два дня ему исполнялось 30 лет, но юбилей не мог принести радости или удовлетворения, хотя бы потому, что праздновать его никто не будет.
Третий день он ждал человека, который единственный мог объяснить цель его приезда. Пока их встреча не состоялась, «Солдат» просто мог утешить себя тем, что его присутствие в Афинах есть некоторая гарантия безопасности его парней, обеспечивающих целостность собираемой информации с вилы «Валерьяна», хотя уже стало понятно, что необходимость в ней отпала, то есть не столько необходимость, сколько вообще ее поступление, потому что за два месяца работы выжито было все возможное. Все то, что имело хоть какую-то цену уже покоилось на жестких носителях и давно припрятано в Москве, в только одному ему известном месте.
Сегодня последний день и если встреча не состоится, то дорога домой открыта. Сообщать кому либо о своем месте нахождения, значит дать возможность привлечь себя к готовящемуся убийству, которое скорее больше будет походить на казнь, причем предательскую со стороны человека, предоставившего и убежище в виде своей виллы и вообще, считавшегося другом ныне перспективного мертвеца, но как бы то ни было, интересы, как будто бы требовали именно этого, а значит так тому и быть. Время подходило к закрытию музея Акрополя, когда чьи-то пальцы легли на плечо. Интуитивно Алексей прижал их с силой своей руки к плечу и приседая сделал поворот в сторону обратную направления большого палаца, стоявшего сзади человека, с упором предплечья второй своей руки в свое время, чуть выше локтя захваченной руки предполагаемого противника, что сначала потянуло, а после сразу толкнуло все тело гостя в сторону пропасти.
Уже не молодой грек, никак не ожидавший такого горячего приема, почти перевесил своим телом край обрыва, как руки того же человека, которого он без задней мысли коснулся, остановили уже, казалось бы, начавшийся полет. Одна рука Алексея вывернула ту самую, коснувшуюся плеча, и завела ее между своими прессом и бедрами, почти севшего на корточки «чистильщика», а вторая легла на шею спереди и сжала хрящ кадыка, своим движением еще и выворачивая голову в неестественную положение. При этом поза «растянутого» эллина была настолько неудобна и почти не имела опоры, что он сам давил этим самым кадыком на руку, как бы опираясь. При этом локоть зажатый животом русского ломило – кто бы мог подумать, что руку, оказывается можно сломать пузом! Хрустнувший сустав заставил прийти в себя и хоть что-то произнести:
– «Сотый», «Сотый»… уау…, «Сотый», виноват, виноват, я понимаю…, я не должен так… меня просили передать и показать… – Алексей с первым словом понял, что это долгожданная связь, а потому встал сам и поднял с извинениями говорившего.
Через пять минут они уже проходили по «блошиному» рынку и остановились у маленького, одного из десятков магазинчиков, где грек покинул его расплывшись в улыбке, а представший хозяин пытался сразу впарить какие-то безделушки, среди которых странным образом блеснул знакомый перстень отливающий белым золотом с «кабошоном» сапфира и крестом под ним, обратная сторона украшения резанула латинской цифрой «50».
«Солдат» вцепился в него и схватив за грудки торговца, прокричал ему в лицо:
– Где он, обезьяна хренова?!.. – Впрочем «хренова обезьяна» совсем не обиделась, и голосом «Седого» прошептала:
– Перед тобой, «Собака» страшная…
Не прошло и пяти минут, как они сидели в задрипанном трактирчике, имея перед собой тарелку с барабулей и что-то наподобие небольшой кружки, наполненной молодым местным вином. Старший из них не был так озабочен неожиданной встречей – ибо сам ее и организовал, а потому и начал первым:
– Знаю, многое знаю – нелегко тебе…, но ведь жив, хотя… соболезную… иии Господь свидетель – сожалею. Не мог тебя не поддержать, не помочь…
– Солоника с часу на час уничтожат… – так на всякий случай говорю…
– Это судьба любого «пушечного мяса» и отработанного материала, к тому же забывшего, кто он действительно на самом деле. Так тому и быть…, не об этом разговор…, кстати, надеюсь ты здесь не ради этого – не разочаровывай меня…
– Не вы ли устроили эту помпезную встречу, а теперь интересуетесь зачем я здесь!
– Давно тебя не видел, а потому и хочу посмотреть каков ты теперь, ладно времени в обрез – к делу. В сумке, которую ты у меня «купишь», найдешь несколько строк, написанных на обратной стороне кожи, там же фото, не удивляйся если это знакомое лицо – не я писал…
– Значит снова «ведущий»?!
– Пока это ничего не значит, и я такой же пропавший без вести – так надо…
– А кому… «так надо» – не понятно…, вот это мне и не нравится. Не чрезмерно ли?
– Не могу и не буду спорить…, прочтешь, посмотришь и надеюсь все поймешь… В двух словах: я не занимаюсь больше Россией, тружусь в «одиночном плавании», монашествую, между прочим – можно сказать сбылась мечта…, помнишь наш разговор?… Хм…, изредка происходит нечто, что заставляет прибегать…, сам понимаешь. То что в сумке, если хочешь – это мое недоделанное, но просьба не личная, такого у нас не бывает…, да и на прощание один совет: почувствуешь, что у вас все разваливается, схоронись и не меньше, чем на десяток лет, в этом тебе помогут… ииии смотри, не сорвись, помнишь как написано: «Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш дьявол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить», – и еще написано: «…Бог гордым противится, а смиренным дает благодать…»…
– «Седой», ко мне то это как относится?… По мне, так я уже в геенне огненной горю, душа – так точно…, а с другой стороны…
– Вот о ней и помни, вот ей и живи…: «Ибо что такое жизнь ваша – пар, являющийся на малое время, а потом исчезающий…». За всю свою жизнь, друг мой, я понял, что каждый из нас как «выглядывающий». В бесконечности Провидения, времени жизни нашей едва хватит, что бы даже не посмотреть, а лишь на то, что бы выглянуть…, даже не посмотреть, но именно выглянуть в Вечность – смотрящий хоть что-то успел рассмотреть…, а мы на что замахиваемся?! Через одного, уже и жизнь знаем, и суть ее раскрыли, мудрость постигли, на деле же запах лукавства только издавать или распознавать начали – тут каждому свое. А ведь в ней – в этой самой мудрости, печали много больше, чем жажды познания, а потому, лишь чуть узнавшие – молчаливы и проводят свои дни в молитве о гибнущих душах и об этом мире. Знания, лишь немного приоткрывшиеся им не путем эмпирическим или еще каким либо лабораторным способом, но только благодатью Божией. Правда приятность ее так же несравненно хороша, как и губительна для радости тяжестью ею привнесенного в сознание человеческое по неохватности и невозможности понимания данного нам разума. То, что мы с тобой делаем – скорее всего прямая дорога в ад, но в дикой нашей современности лишь жертвенностью и скорбями спастись возможно, но на то воля Божия! Не мне говорить и судить, если уверуешь – сам поймешь каким путем следовать и сам почувствуешь, когда и что «сказать» нужно будет… Была такая, как я уже говорил, идея «Черной сотни», при Царе – батюшке, да не так все сделано было, впрочем, я тебе об этом уже тоже рассказывал…
