Это продолжалось почти сутки, и закончилось с последним персонажем, требующим, по мнению Алексея подобного общения. Теперь наступила очередь усопших родных и близких, но эти могли посещать его в любое время, а потому им вскоре пришлось уступить место дочке. Третий день был днем детей, погибшего Ванечки и недавно виденной Татьяны, теперь можно считать, что оба они одинаково для него недосягаемы, каждый по своим причинам. Правда, поскольку девочка, слава Богу здравствовала, то ему проще было начать считать себя мертвым, чем превращать в утопию создавшееся ненормальное положение.
Так он привел свои дела в порядок, исключения составлял только пустующий дом в Вёшках, оформленный на контору хорошего знакомого, что нужно будет исправить, и что будет представлять некоторую проблему, поскольку нельзя светить ни контору, ни тем более этого человека.
Были и еще некоторые сложности схожего плана, но всему свое время.
К полудню появился некто, к кому его повели, с застегнутыми наручниками сзади руками – этим «некто» оказалась премилая девушка – адвокат. Лицо ее было знакомо, что позволяло довериться сразу, но присутствие милиционера не позволяло быть откровенным. Была приятна забота о нем семьи сестры и кое-кого из друзей. Это оказалось первой ступенью, которая позволила оттолкнуться во вполне определенном направлении и хотя бы позволить наладить хоть какой-то быт в виде вещевой и пищевой передач.
Пятый день ознаменовался появлением Мартына, и стал своеобразным толчком жизни новой, которая продлится до суда и соответственно до конечного пункта отбывания наказания. По уверенности и реальности наказание это должно было быть действительно пожизненное, хотя все от адвокатов, до самих следователей пытались обнадежить возможностью и конечного срока…
Возможность, возможность…, на что он подходил с другой позиции – что он потерял? Оказалось, что при внимательном рассмотрении – ничего! А вот приобрёл…
Поединок
За прошедшие четыре дня психика разумеется не успела перестроиться, для этого нужны месяцы, чем и попытался воспользоваться пришедший, чтобы понять, что ожидать от арестованного и что можно, а главное как, выудить из его памяти.
Силуянов отдавал себе полный отчет о не простоте не только характера, но и внутреннего мира своего собеседника, хотя таковы были большинство людей, с которыми ему приходилось общаться после задержания.
С «Солдатом», в принципе, все было ясно и понятно, но этот странный человек выбрал для себя невероятную линию защиты, заключавшуюся вообще в полной ее отсутствии. Однако, Алексей не желал распространяться о том, что интересовало следствие в полном объеме, а давал то, что считал возможным по, только ему одному, понятным принципам и понятиям.
Сейчас, меряя своими длинными шагами комнату для проведения следственных действий, в простонародии «адвокатку», Мартын пытался представить выражение лица арестованного. Странное дело – этот человек производил настолько приятное впечатление в общении, что, несмотря на все им содеянное, против него не хотелось предпринимать каких-либо экстраординарных мер.
Дверь открылась, заглянул «выводящий»:
[61]
– Товарищ подполковник, доставили…
– Ну и где… – Опухшее, но молодое лицо исчезло, дверь распахнулась полностью и ввели «Сотого»…
…Пока Мартын выбирал выражение для своего лица, вошедший улыбнулся и произнес:
– Добрый день, Мартын Силыч…, если ошибся, поправьте… – Мартын протянул руку, навстречу появилась кисть среднего размера с ногтями без маникюра, но очень аккуратная и с обработанными ногтями. Пожатие средней силы, и ладони не влажные.
Пока «Солдат» делал вид, что бегло рассматривает кабинет, опер заметил, что глаза его не бегают, а мимика спокойна, будто нахождение в этих кабинетах для него ежедневная норма. «Либо псих, либо вообще нервов нет…» – заметил он про себя.
Алексей тоже старался подмечать все, что попадалось под взгляд. Ему было удобнее пробегая по лицу глазами, оставлять вспышками наиболее выделяющиеся моменты черт лица. Со второго такого неожиданного «наезда» выражение лица милиционера, показалось бликнуло неуверенностью, а минут через пять, когда разговор уже начался, промелькнуло, что-то внутреннее, находящееся в конфликте с самим собой.
Силуянов ощущал полную, с одной стороны открытость, но с другой, совершенную блокировку, проникнуть за которую не представлялось возможно, и допрашиваемый это не скрывал:
– Леш, ну как устроился…, есть какие-нибудь просьбы…, нужда в чем-то?
– Устроилиии, так устроооили, думаю навсегдааа…, как я понял передачи разрешили, наверняка, с вашей подачи…, хотелось бы что-нибудь для чтения, если позволите передать, буду признателен… – Говорил он не останавливаясь, постоянно стараясь контролировать человека напротив, «стреляя» неожиданными взглядами.
«Этот парень может не смотреть на собеседника дветри минуты, давая ему расслабиться, а потом одной секундой рассмотрит то, что так старательно прячут» – и эта мысль не очень нравилась Силычу, поскольку такая манера проводить анализ не позволяла поймать взгляд собеседника не подготовленным…
Алексей обнаружил нечто подобное тику в момент, когда Мартын что-то произносил, по всей видимости, в этот промежуток времени контроль над мимикой давался труднее. Это позволяло хоть немного, но воздействовать, на говорящего, давая понять, что эта особенность не только понятна, но и якобы забавляет, а если удавалось еще и поймать встречный взгляд на этой, почти не заметной полусудороге, то и вообще можно было заставить отвернуться.
Такие мелочи важны в психологическом противостоянии, не смотря на то, что не дают гарантий на полное превосходство. Неуютное состояние в такой беседе, заставляет тратить лишние силы и отвлекаться на усиление концентрации, что ведет к появлению ненужных эмоций, которые приходится перебарывать и скрывать…
Почувствовав подобное, нужно этим пользоваться, скажем уперевшись плотным и навязчивым взглядом превосходящего в противостоянии, смутить, одновременно воспользовавшись каким-нибудь заранее приготовленным козырем, скажем вспомнить об ошибке или неудачи. При этом создастся момент, при котором неуравновешенное и отвлеченное состояние сознания может выпустить неконтролируемую фразу, несущую лишнюю информацию. А как известно, оперативная работа – это и есть хаос информации, который нужно правильно упорядочить и умело воспользоваться, прежде, конечно, добыв ее из бездонного океана домыслов, наветов, лжи, дезинформации, действительно бывшего, тщательно скрываемого, или якобы умалчиваемого, где правда всегда где-то рядом.
В отличии от Алексея положение Силуянова было несравнимо свободным в выборе воздействий, а соответственно и арсенал возможностей. Но одно «но» делало все попытки бесполезными, и брешь в сознании арестованного пробить не удавалось.
