На последок она отошла на шаг, вытерла слезы, потом подошла, и глядя глаза в глаза с пятнадцати сантиметров, как ему показалось, очами взрослого человека, тихо произнесла:
– Лешечка… – это все временно, и это сейчас ты такой, а скоро станешь, как ребеночек… Вот увидишь…, вот увидишь…, и ты меня удочеришь… – правда?!..
– Ну не знаю…, еслиии бабушка не будет против, да и вообще… Господи! Как такое может быть?!..
– Вот увидишь все будет хорошо…, только не пропадай больше никуда…, пожааалуйста… – Что можно ответить ребенку, которого заочно любишь, которому нельзя признаться, что ты его отец, но который, что бы ты не говорил, уверен – именно ты и есть папа! Что можно сказать этому человеку, только что случайно разорвавшему тебе сердце, понимая что у вас нет будущего, и прежде всего потому, что ты не можешь оправдать его надежды! Неее мооо – жееешь!!!..
* * *
… В течении нескольких дней «Солдат» не мог прейти в себя после прощания с дочкой. Он ушел в лес и несколько часов бродил, не зная, как найти выход из жизненного тупика. Все, что накопилось за эти годы, превратилось в два потока, и вырвалось наружу ручейками слез. Он рыдал в одиночестве, в одиночество и уходя, он обрекал себя на это ради дочери, ее же и покидая. И получалось так, что жертвуя собой ради нее, «Солдат» приносил в жертву и их чувства, и их взаимно притягивающую силу, и все, что сейчас могло составить его жизнь и их семью!
Он спрашивал сам себя: «Кому это надо?!» – и сам же отвечал, что и ей тоже, но понять это в состоянии лишь он один, осознавая, что только он имеет право на принятие такого решения.
Две мысли: первая, что он…, именно он сам, во всем виноват; вторая, звучавшая, как одно слово «НА ВСЕГДА» – убивали…
… Доверенный человек – работник Мосгорсуда, сообщил уже и о дне, и о часе, и даже о каких-то грандиозных подготовках в суде, точнее он сказать не может, но слышал о чем-то буквально не бывалом, будто будет масса камер, журналистов и так далее…
У Алексея оставалось только одно дело – добраться до отца Иоанна. Почему-то хотелось исповеди и, как он говорил несколько лет назад, благословления.
Священник нашелся, как не странно, на той же самой скамеечке и опять начал с того же:
– Вот так вот, вот так вот – стоит вам захотеть появиться, как меня Промысел Божий, выталкивает на эту вот скамью – чуд-нооо! Здравствуй, здравствуй!..
– Добрый день, отче! Чудного действительно много…
– И с чем на сей раз?…
– Даже не знаю, так тяжело и не подъемно… – ухожу я батюшка…, ухожу из этой жизни…
– Что за…
– Ну, не это… – сдаваться иду…, меня ведь уже судят…
– Я видел о тебе…, все знаю…, и легко тебе не будет…, а кажется никогда и не было… Дааа…, стезя у тебя, сын мой, стезяяя…, но радуйся – здесь расплата, здесь в том и милость Божия для тебя…
– Да я то уже… – что о пустом-то… Дочка вот… ох, отче, сил нет…, до суда дойти бы, еще чуть и опять сбегу, ведь сам себя заточаю, иии… Уф…, кажется навсегда…
– На все воля Божия! В успокоение твое скажу, что многие о тебе молится будут, ой многие, и не так просто, но сердцем, а значит Господь услышит. А вот в чем любовь Его к тебе выльется, то нам не ведомо, может в прозрении, может в легкости перенесения невзгод, может в надежде, может в прозорливости, может в кресте каком особом, а может и в силе веры… – всяк может быть. Но я и о твоем земном молить буду. Не жди легкого, но душу раскрой…, тяжко тебе будет…, ой тяжко, но Господь в такие моменты чуть ли не обнимает нас! Раскрой и свои объятия и узришь иной смысл – он и есть настоящий, а узрев, старайся всеми силами запомнить и не выпускай! Так и осилишь, а мы уж и с Татьяной, и с Элеонорой, по нашему – то она Валерия, о тебе молиться будем…
– Благословите отче упыря…
– Тебе до упыря, то же мне…, ты убийца…
– Да, да… помню – «убивают все»…
– Ну себя то почитай каждый, а это в некотором роде самоубийство… А сколько уж деточек своих не рожденных, а это не постороннего… Дааа… Спасаться нииикто не хочет, а в тебе это видно, потому и идешь, гордыню свою закладывать… Страшный…, смертный грех – ужасное деяние убийство, ужасное! Ну так ведь безгрешных нет, и многие смертно грешат, даже не убивая, и почти никто не кается…, а ты вот он, пред Богом, ничтожность свою признавая на коленях распластавшись… Молись, молись, сын мой, Господь с тобой…, благословляю…
– Спасибо, батюшка…
– Говори уж теперь: «СпасиБог» – ибо это и есть современное это «спасибо»…
– Хорошо… СпасиБог тебя, отче!..
– И вот еще что, маленькая аллегория – пригодится. Как облегчение на душе почувствуешь, так одна проблема вон – благодари Господа за милость, а не собой гордись! Не копи их и не старайся избежать или еще хуже спрятать. Они ведь как уголья, которые и выбросить нельзя, и спрятать – выбросишь все сгорит, что годами создавал, а спрятать только в складках своей жизни, как в одежде можно, но спрятав… прожжет она, проблема эта, ткань твоего духовного бытия, какой бы толстой не была… Вот так вот постепенно в решето и превратится, а после и вечное в тебе жечь станет, стало быть саму душу. А ведь их, чем дольше стезя, тем больше… Грех, он ведь проблема, и грехом будет, пока не раскаян…
– И что ж делать то?…
– Тушить, тушить, хочешь молитвами, хочешь постом, но однозначно в покаянии искуплением, иначе от боли, страха, не понимания и жажды страстей своих, обозлишься… Пусть уж руки в язвах, чем душа в прогалах, и как в геенне огненной углями еще при жизни облеплена…, а пойду-ка я, дорогой мой, тебя провожу… Когда тебе в казенный дом то?… Завтра?! Вот за мной заскочишь и пойдем…
– Не получится нам вместе, я так сказать, по-своему, с причудами – доверяй, но не плошай!..
– В Провидение Господне верить надобно!..
– Дааа…, только прежде научиться этому придется…
– Твоя правда… Тогда…, тогда Бог с тобой…, а я ж все одно приду, пускай попробуют не пустить, что б тебя и молитвой, и присутствием своим поддержать… Храни тебя Бог, раб Божий Алексий… – Последние слова священник уже говорил, благословляя удаляющегося мужчину, тот казался невозмутимым, уходя уверенными шагами и спокойной неторопливой походкой, что навело отца Иоанна на мысль: «Ну на эшафот то так не подымаются, значит Господь смилуется»…
Глава последняя, спасительная
Завтра
«Ибо если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы. Будучи же судимы, наказываемся от Господа, чтобы не быть осужденными с миром».
(1 посл. к коринфянам Св. Ап. Павла Гл.11, ст. 31)
… Вчера «Солдат» лег спать, с ощущением еще не полностью решившегося на поступок человека, но с убеждением, что осуществит задуманное. Сон обрушился мгновенно, и именно расплющил до самого утра, так как проснулся он в той же позе, что и засыпал.
