Я не имею права рассказать всего, но обо мне вы получите полное представление, а именно это и требуется, ибо отвечать я пришел за себя и свои поступки. Итак… – Само собой получилось, что расставляемые акценты летели направленными стрелами в сердца присяжный и доходили почти до каждого не искаженными и именно такими, какими были описываемые события.
Не было причин удерживать какие-то нюансы, так как рассказывая, Алексей переживал заново каждую мелочь и это отражалось не только на мимике или интонации, но и на изменявшемся тембре голоса, блеске или матовости взгляда, скорости изложения, да и пожалуй других биологических характеристиках, которые начинают быть заметными на фоне усталости и нервозности: частота сердечных сокращений и артериальное давление с пересыханием глотки и постоянным сглатыванием слюны; появляющейся, ненадолго, одышке с глубокими вдохами и с силой выдохами; переменой цвета лица; выделяющемся поту и даже иногда единичными тиками, в виде нервных мышечных сокращений. Единственно, что оставалось почти неизменным – это сила воздействия на слушающих и глубочайшая концентрация:
– Господа, я не стану утруждать вас и не попрошу представить мое состояние в день потери моей семьи…, всей сразу и по разным причинам, хотя на деле предтеча была одна, и в ней я вижу лишь свою вину! Могу вам сказать, что постоянно борюсь с навязчивой идеей, заключающейся в одном тезисе, так до сих пор мною и не опровергнутом: если бы я принял другое решение, и всё же стал бы стрелять в этого «Филина», то я бы однозначно не потерял ни Ию, ни Ванечку, и вся семья Пересветовых по сей день, возможно была бы жива.
Как бы сложилась при этом моя судьба уже не так важно. В конце концов моя сегодняшняя жизнь не стоит и тысячной доли от каждой из их не состоявшихся надежд!
Можете считать меня монстром, но я ни на йоту не сомневаюсь, что поступил правильно наказав тех, кто был причастен к их смерти, прошу только заметить, что именно наказав и остановив, но не отомстив! Среди них и те, кто непосредственно своими руками убивал моих родных, и полковник Лицепухов, и Юрий, в миру – «Усатый», и один из братьев Рылевых и еще шесть человек, имена которых я произносил ранее. Я уничтожал, или кому приятнее, или кажется справедливее – убивал их по разному, как только предоставлялась возможность. Иногда это было рискованно, иногда до ужаса кроваво, но никогда они не мучительно, а главное такой конец каждый из них выбирал себе сам, вместе с выбором рода занятий, чего не скажешь о тех, кого любил я.
О чем действительно сожалею – о муках потерявших их родственников… Я знаю что это такое, но никто из вас не понимает что испытывал я, когда повторяясь, из раза в раз, переживал все заново: тебя скручивает спираль…, только скручивает, не отпуская и никогда не ослабляя… Я убивал… и убивал по разным причинам, считая это своим долгом, а раз определив этот, пусть и ужасный долг, не смог поступать по-другому, пока был в состоянии пересиливая себя, заставлять переступать, через не естественное, если конечно, не видел какой-нибудь иной подоплеки, как скажем с Галиной Сонниковой, Вадимом Деменковым и еще примерно с десятком таких же моментов, которые были просто жаждой смерти по чьей-то прихоти, но так ей и не стали… В этом нет моей заслуги, даже если принять во внимание их гипотетическую гибель от моей руки. Я и здесь сделал, то что должен был сделать. А разве за исполнения долга полагается какая-то награда?!
Можно через черточку против моего имени ставить любые эпитеты: чистильщик, ликвидатор, киллер, какие угодно, но суть одна: я – убийца, лишивший жизни многих! Заслуживали они это или нет, должны они были закончить свой путь именно так или нет, выбрали они эту стезю сами или это было стечение обстоятельств – не суть важно, те же самые вопросы можно обратить и в мою сторону… Что же, если ни это – закон определяет точно, ставя мотивации на определенное и далеко не первое место. Я же считаю себя виновным… Почти все внутреннее человеческое во мне выжжено потерями и борьбой за свое существование, где попытки спасти своих близких, как правило в конечном итоге, оканчивающиеся неудачей! А значит все, что сделано – скорее всего ошибка, если, конечно, не рассматривать содеянное с точки зрения уничтожения зла, с которым нельзя бороться другими методами, но это не то, на чем можно заострить внимание, пусть в этом разбираются «высшие сферы». Зло злом победить нельзя, поскольку сам становишься злом во плоти, какие бы причины для этого не были!
Я преступник – ибо преступил закон и поверил, что имею право карать…, карать, решая кого именно! Я это говорю сам – ибо сам с этим обвинением согласен.
На моей совести гибель ни в чем не повинных женщины и ребенка. У меня не было в этом отношении злого умысла, в отношении их у меня вообще ничего не было. Их не должно было быть в секторе ведения огня, но то, что они там оказались – не случайность, а закономерность! Не сделай я того, что сделал – не было бы и сегодня за это жутко больно! Жутко стыдно иии…, просто не достойно человека. У меня нет оправданий и быть не может!
С позиции сегодняшнего дня я вижу, что не совершай я удачного покушения на Умарова, ничего бы не поменялось, хотя какая теперь разница!!!
Знаете…, я видел много смертей, но при этом никогда не наблюдал сожаления о содеянном во взгляде умирающих…, быстро умирающих…, по крайней мере от моей руки. Мне же дарована возможность не просто в себе переживать, но и высказаться об этом… иии… мне легче…, правда легче не настолько, что бы хотелось жить полноценной жизнью… – просто легче…, если хотите дышать…, если дадите… дышать!.. – Рассказанные истории смерти двух семей «Солдата» произвели настолько ошеломляющее впечатление, что все остальное меркло, хотя в красках и очень подробно были описаны моменты самих убийств и покушений на других людей. Все же лично переживаемое освещалось лишь поверхностно и даже более тихим голосом, словно «чистильщик» боялся потревожить покой усопших.
Но они сами «пришли» и известиями о своих смертях (этого оказалось достаточно) сплотили души еще живых, не на все сто процентов, конечно…, но большинство уже стояло фронтом за шанс второй жизни для говорившего. Среди них и судья, правда не показывающий этого, и Силуянов, который будет стараться, правда в рамках закона, помочь как сможет, и обвинитель – белокурая женщина, уверенная в себе, но женщина, а значит мать и жена, и этим все сказано!
Присяжные не образовали единства, на то у каждого имеются свои причины, но против большинства не попрешь, а большинство это стало тем щитом правосудия, что является гранью, разъединяющей закон и милосердие…
Продолжение следовало из, уже начавшим казаться бесконечным, начала, и конца не предвиделось, хотя было видно, что силы говорящего иссякают. Но так виделось лишь взглядом, внутренних же резервов было достаточно, ибо они дар Создателя, а не запасы, в своё время превращающиеся в прах. Все таки одно предложение поступило и прерваться все же пришлось. Было решено желающим удалиться в уборную, делать это тихо и не заметно, но каким-то странным образом, из почти семидесяти человек этой возможностью воспользовались лишь шестеро за все, почти, десять часов, которые проскочили, как один и то, как выразился судья «академический час».
