У меня же эта беседа тоже вызвала много вопросов, оставив ощущения неоконченности и, какой-то недосказанности. Но все же кое что я понял: моя персона его заинтересовала, что зацепило лишь мою гордость, как понравившимся подарком для увеличения моего самомнения, о которой я вскоре забыл ровно до нашего разговора с Толиком, произошедшего при «принятия на грудь» на обмывании первых офицерских званий и начала нашего самостоятельного пути после выпуска из лона высшего военного училища…
… Спросив разрешения войти и доложив о своем прибытии, присел на предложенный стул, на самый краешек, снял головной убор и проводя кистью руки по волосам, приводя их в порядок, попытался хоть как-то присмотреться к офицеру, желая мельком, хотя бы по выражению глаз человека, который мною заинтересовался, понять его настроение, что не осталось незамеченным, мало того пошло в зачет со знаком «плюс».
Далее начался вроде бы ненавязчивый разговор, поражавший неконкретностью вопросов, который и позволил проявить мою индивидуальность и образ мышления:
– Чем заняты, Алексей Львович?… – Секунду поразмыслив, я произнес, на мой взгляд самое подходящее:
– Да вот Федором Михайловичем увлекся… – Федоров Михайловичей на Руси, да еще которыми можно увлечься не так много, и по всей видимости, слегка приподнявшиеся на секунду брови майора, говорили о имевшем место подобном же событии и в его жизни:
– Полезно или поучительно?
– Еще под впечатлением – не разобрался.
– И на каком томе остановились?
– Думаю до конца дочитаю все собрание сочинений. А так – «Неточка Незванова».
– Кажется из неоконченного?
– Так точно, товарищ майор… – На что офицер сделал движение рукой, дававшее понять, что общение без чинов – было б предложено! В виде согласия я положил шапку на стол, правда не теряя осанку человека «проглотившего лом» и находящегося в тонусе, что и было сразу подмечено:
– Это вы так напряжены или привычка?
– Скорее наоборот: пытаюсь избавиться от одной из них – очень сутулюсь.
Холодный взгляд в краешках глаз отметился запятыми и резко поймал мой, стрельнувший исподлобья. Удивительно – я ничего в нем не разглядел, но не эта особенность меня поразила: взгляд майора притягивал своим, как будто бы, отсутствием…, до того отсутствием, что даже не ощущалось соревновательности в наших взглядах. Не было неудобно, хотя в общении со старшими, и не только по званию, но и по возрасту, я себе никогда не позволял смотреть долго в глаза.
Может водянистые глаза?… Да нет, вполне даже нормальные, чуть влажные – я смотрел и не мог понять причины их необычности, по всей видимости не первый попав под это влияние, и сидящий напротив хорошо умел им пользоваться. Он то хорошо что-то видел, и чем дольше наблюдал, тем больше понимал, вычленяя важное для себя и саму суть.
Поймав себя на мысли, что перешагнул границы взаимоуважения перевел взгляд и извинился, продолжая думать над природой непонятности, и когда услышал ответ:
– Не вы первый, я привык… – Понял в чем дело.
Необычность была в том, что моему взгляду не за что было зацепиться на его лице и я смотрел фокусируясь, чуть глубже расстояния до его зрачков. Скорее всего это особенности форм глазниц, надбровных дуг, цветов глаз и ресниц, последние странного окраса, да-да именно окраса: из века они выходили темными, а к самому своему длинному концу, становились почти прозрачными. Наверное имели значения и остальные параметры головы, но это было уже не так интересно, а посему главный фактор – загадочность, перестал действовать и сменился проницательностью, непредсказуемостью и все же необъяснимость этого персонажа, так осторожно вклинивающегося в мою жизнь, о чем я пока не то что не думал, но даже и не догадывался.
Собеседник что-то высматривал в моем поведении и, казалось, пытался просчитывать последующие мои движения и фразы, но как бы ради поддержания разговора продолжал интересоваться:
– А парад на Дворцовой площади вам нравиться?
– Пока сам не попробовал участвовать, муштра быстро надоела. Потом другое дело – нужно осознать результат. Правда, к сожалению весь восторг короток – именно в прохождении мимо трибуны, ощущаешь такое громадное единство чуть ли не со всем миром! Ну знаете, когда вся «коробка»
[2] командует сама себе: «Раз! Два! Три!» – Вот тогда незабываемые чувства…
– Да, да, именно таким подъемом воодушевленные уходили в героическую вечность с парада на Красной площади в 1941… – Почувствовав ловушку, мне показалось верным вставить:
– Ну профессия определяет: либо гибнуть, либо убивать, причем не важно героически или нет… – Майор оживился:
– Что предпочтете при прочих равных?… – Подумалось, что влип! Хотя что я теряю, вспомнилась вчерашняя политинформация в клубе училища с последующим каким-то жутким документальным фильмом, после которого добрая половина нашего человечества нервно курила и единодушно готова была до последнего вздоха бить нелюдей – империалистов, хотя конкретно, кто это на экране, так сказано и не было, а значит автоматически распространялось на всех – кто не с нами в «Варшавском договоре», тот против нас! Что предпочту, что предпочту, что же я предпочту? Ну разумеется:
– Конечно побеждать, а как – время покажет, хотя полководцем, кажется, я вряд ли стану.
– Не скромный вопрос: почему до сих пор не в звании сержанта, у вас во взводе их половина… иии способностей более чем?
– Да другим это больше нужно… А потом я пришел сюда, что бы стать офицером и тем самым продолжить семейную традицию… Отец говорил, что уже четвертая сотня лет ей пошла… А лычки…, к власти я не стремлюсь…, ну а назначат – «Будет день и будет пища…».
– Кажется это из Евангелия?
– Последний культпоход
[3] был в «Музей религии и атеизма», там дали маленькую брошюрку, по моему именно с таким названием.
– Что-нибудь зацепило?… – Я начал понимать, что беседа не шла еще и пяти минут, а темы уже затрагивались не самые популярные и даже не приветствуемые, тяжело вздохнув признался:
