Если серьезно, то знающие его прибавили бы озорной взгляд, проявляющийся только исподлобья и никогда не смотрящий так с поднятой гордо головы. Он любил в молодости покуролесить, но сдерживался в этом возрасте, хотя бывали иногда, в особенности, когда чувствовалась поддержка Ильича, дерзкие незлобные выходки, никогда не портящие настроение отдыхающего коллектива. Он обожал книги, взгляд его зажигался при виде незнакомого фолианта, которым он обязательно старался завладеть. Память его впитывала все до мельчайших подробностей, в нужное время вынимая из своих недр необходимое, удивляя собеседников редкой сегодня эрудицией.
Он был горделив, несносен в рассказах о предках, где мог что-то преувеличить, ибо хороший рассказчик не умер в нем, как и знатный насмешник, и прежде всего над собой. Средний рост никогда не смущал его, в случае обращенного кем-то на это внимания, он любил повторять: «Это ни я не высок ростом, а вы неоправданно длинны!» Он любил свою супругу, Татьяну Алексеевну, и был джентльмен. Он был настоящий мужик со своими положительными, и не очень, чертами, впрочем и то и другое считая необходимыми составляющими почти эталона, каковым в шутку себя называл…
§ Пааап, ты чо людей убивать что ли собрался? Вопервых – не дурите… Ну вы даете… А во-вторых, если думать об этом – у меня все равно, и именно по причине молодости, получится и быстрее, и надежнее… А в-третьих – я обещал одному человеку дать ответ и именно сегодня… – При этих словах он вынул брелок, оставленный «Седым» в день посещения им в больницы, покрутил в руках, и приблизив к глазам, прочитал, как будто начало римской проскрипции:
§ «ЧЕРНАЯ СОТНЯ»… Ннн – дааа… Часа через два буду на кладбище, а затем… найдемся…
Оставшиеся вдвоем мужчины, переглянулись – их озабоченность о сыне стала единственным важным занятием на сегодняшний день. Да, да о сыне – ибо для одного он был родным, а для другого стал то же тем единственным звеном, которое соединяло его со смыслом жизни. На самом деле Виктор Ильич Мороз из последних сил держался за это существование и в большинстве своем именно из-за Лёшки, которому было явно тяжелее и который кажется потерял основные ориентиры.
Судьба зятя была очень ему дорога и в тайне от всех он собирался оставить квартиру в Ленинграде именно ему, а сам… – а сам «отправиться» к Ярославне, Ии и Ванюшке. Правда был сон, которых он не видел уже лет двадцать, не считая конечно того бреда в госпитале, а этот прямо цветной, как наяву в котором они отталкивали его от себя, будто бы говоря:
§ Не вздумай! Если решишься покончить с собой, то мы никогда не будем вместе!.. – Он и не решался. Его девочки были верующими, а православие не только подобное осуждает, но и утверждает, что покончившие с собой, даже не захораниваются на кладбище, но вне ограды, и чуть ли не прямиком попадают в ад! А он был уверен, что те, кого он так любил, могут находиться только в раю.
Последнее время он ничего не планировал, только на завтра. Правда не завтра, а на днях он поедет в Рязань, к тому самому батюшке крестившего Алексея и венчавшего их с дочерью, просить направить его на путь… на какой-нибудь, он согласен на любой, указуемый священником, так как первый раз в своей жизни он не знал что делать. Лёвушка и Лёха не могли его поддержать. Лев работал и уже в эти дни отгулял все, что накопилось и даже возможное за будущее. Сын же пропадал днями на кладбище и не желал иного…, пока во всяком случае. Он просил не теребить его еще пару дней, с чем все согласились…
…Странным было то, что никаких последствий со стороны нападавших не было и никто не знал, что с этим делать. Скорее всего они просто попрятались и выжидают суда над теми, кого судят вместо них. Ужасно мало сил, а осознание бессилия делает тем временем человека, без мотива к сопротивлению этой навязчивости, слабым, податливым и апатичным.
Через пол часа, после расставания с отцами, хотя про это он уже забыл…, не то чтобы забыл, просто не обратил на это внимание, Алексей был на месте. Сегодня отсчет времени шел от момента подписания бумаги, которая освободила его сына от мук пребывания его души между тем духовным и нашим материальным миром – именно так он объяснил себе необходимость сделать то, что сделал. Но не желая отпускать Ванечку, пусть и такого, он не дал бы воссоединиться ему с матерью. Поняв это, ему сделалось еще больнее. Сегодняшнее же событие, как не странно, сбросило большой камень с его души…
…Сейчас, уже буквально перед входом в условленное ранее с «Седым» заведение, ему вспомнилось личико его мальчика, видневшееся через стеклянный кофр камеры, где тот находился. Несмотря на его младенческий возраст, выражение лица казалось осознанно-взрослым. Присматривающемуся через наворачивающиеся слезы, Алексею показалось, что младенец улыбался и радовался происходящей вокруг него суете по отключению всяких трубочек, резиночек, гофрированных шлангов и перевязочек с присосками и контактами. Возможно душа чувствовала приближение свободы…, но путь к ней лежал через потерю «Солдатом» последнего мостика со счастливым прошлым.
Он понимал, что сына сейчас увезут, после чего он сможет увидеть его лишь дважды: в церкви при отпевании и на похоронах. Представились физические последствия разложения, маленький гробик, ангельское личико, обрамленное кружевами и бутонами цветов – отец гнал от себя эти мысли, морщась и стараясь дышать глубже. Он пошатнулся, когда завернутое голенькое тельце пронесли мимо за стеклом бокса, хотел постучать и попросить, что бы…, но понял – нужно удержаться прямо сейчас… и навсегда…
…В ресторане никого не было, Алексей, подозвав официанта, показал оставленный ему брелок, как было условлено, последний кивнул, вернул вещицу и отошел, что бы через минуту пригласить к уже ожидающему господину. Им оказался сам «Седой»…
…Заведение было оформлено на китайский манер, восточной кухней, а еще точнее, именно стилизованной под эту самую кухню. В сереньком неприметном костюмчике, из легкой дорогой ткани, в некоторых местах плотно прилегающей к телу, тем самым дающей понять по выпирающим буграм мышц о физической подготовке его обладателя. Спортивность человека не вызывала сомнений, при чем не та, что имеет своей целью удивить окружающих, а та, что стала уже образом жизни и необходима для нормального функционирования организма, часто преодолевающего экстремальные нагрузки. Возраст, в отличии от подготовки был сложно определяем и помещался в предполагаемую вилку: 35–50 лет.
Сказать, что их отношения с Алексеем уже состоялись, значит не сказать ничего. «Седой» был из тех редких феноменов, которые обладают почти идеальной памятью и мгновенной реакцией на все происходящее, при всем при этом развитость этих качеств не была однобокой. Он идеально помнил не только то, что видел или слышал, но и что читал, а так же выводы вместе с анализами, в общем все, с чем когда либо носились в его сером веществе нейроны головного мозга.
Иногда он для большего воздействия на мнения собеседников и убедительности, пародировал… нет, скорее точно повторял не только голос и интонации, но и буквально буква в букву сказанное оппонентом в прошлом, после чего, как правило, необходимости убеждать больше не было. Ничего зазорного он в этом не видел, напротив, ссылаясь на историю, любил приводить в пример М.И.Кутузова, который в молодые годы, за подобное пострадал, и пострадал потому, как использовал свой дар не для дела, а смеха ради.
