Юноша был пунктуален, и «Солдат», уже намереваясь, отправиться, услышал открывающуюся дверь на лестничной клетке, мимо которой ему предстояло пройти. Чуть задержавшись, специально, что бы его увидели и рассмотрели, разумеется все кроме лица, он двинулся по лестничному пролету вниз, а что бы заострить внимание, проходя мимо, нагрубил женщине и даже сделал вид, что попытался пнуть ее собачонку. Внимание и ненависть были обеспечены, пожилая женщина чуть ли не бежала за ним и должна была увидеть издалека в какой именно подъезд он вошел.
Прежде чем покинуть лестничную клетку, где он караулил курьера, «Сотый» высыпал из целлофанового пакетика два окурка, которые поднял вчера, следуя за курьером. Тот курил «Беломор-Канал», довольно редкие папиросы для молодежи, и как каждый уважающий себя курильщик сминал фильтр, как ему казалось, по-особенному, впрочем, сегодня вечером это покажется не только ему.
Войдя в подъезд, он поднял ворот водолазки до глаз, повернул кепку козырьком назад и опустил, заранее пришитую к кепке резинку, под подбородок, что бы бейсболка случайно не слетела, надел перчатки и уже хотел позвонить, как в замке послышался лязг открывающегося замка. Гость нырнул этажом выше, дверь отворилась и один из близких «Усатого» появился с ведром мусора…
Не заметив Алексея, он занялся своим делом. Мысли «Солдата» летели молнией… да, именно молнией, испепеляя все сомнения и освящая лишь одно правильное направление движения: «Надо пользоваться ситуацией, но если зайти сейчас, то в тылу останется этот парень и наверняка со стволом. Если стрелять в него здесь, а прибора для бесшумной стрельбы нет, всполошатся не только братки, но и соседи – все таки лестничная клетка! Нет сейчас внутрь…, пока открыта дверь…, успею отработать…, а не успею, значит так надо…» – при последней мысли он юркнул в оставленную щель – непростительная ошибка для ожидающих нападения – нужно было закрыть на замок. Одновременно снял с предохранителя пистолет, девятый патрон был в патроннике, взвел курок, продолжая про себя думать: «Так, всего девять патронов, иииии… – Сразу направо была кухня, где у плиты виднелись две спины. Явно не «Юрок». Ступая на полную стопу, бесшумно продвигаясь на полусогнутых ногах, до следующего дверного проема, на очередном шаге, отдался в волю больше слуха, чем зрения. Квартира буквально дышала звуками, стоило закрыть глаза и всплывала полная картина происходящего в трехмерной проекции.
Застыв таким образом на несколько секунд, он безошибочно определил месторасположение, издающих хоть какое-нибудь шуршание. Теперь можно продолжать – время не ждет…
В стекле одной из створок раскрытой двери, в отражении, был виден сидевший в кресле «Усатый», запрокинув голову с закрытыми глазами, держа между ног приклад куркового охотничьего ружья с горизонтальным расположением стволов, курки были взведены, а значит ружье точно заряжено иии… – он то ждет точно! Это был третий, четвертый выносил ведро: «Всё, все четверо…» – вдруг сзади открылась входная дверь и опешивший от вида незнакомого человека с пистолетом в руке, парень с грохотом выронил ведро, которое если и не разбудило, то только сдохшего гиппопотама на Мисси-Сипи. В замен ведра парень пытался выхватить пистолет из-за пояса, но… прозвучал выстрел:
– Раз!.. – Первая пуля выпущенная Алексеем, перебила одну шейную артерию и наполовину раздробила шейный позвонок, кровь хлынула пульсирующей струйкой, соответственно частоте сердечных сокращений, и остановить ее никому не удастся!
Приседая, «Сотый», заметил выглядывающее лицо из-за угла кухни и фаланга указательного пальца дважды плавно, но быстро нажала на спусковой крючок:
– Два! Три!.. – Лицо исчезло… Уже лежа, отталкиваясь ногами, стрелок передвигался в сторону дверного косяка комнаты, где он видел «Усатого». В том же самом отражении, он увидел целящегося в проем «Юрка», только сидел он не в кресле, а на корточках за спинкой кресла, в надежде прикрыться. Леха еще раз оттолкнулся, заранее выбирая угол относительно пола и совмещая с примерным направлением прицеливания… Вот и проем… – ружье наугад выстрелило первым, причем дуплетом – нервное напряжение плохой помощник концентрации, тем более без привычки. К моменту появления цели, свободный ход спускового крючка ПМ уже был выжат, «Солдат» немного скорректировал направление:
– Четыре!.. – Пуля полетела в горизонтально расположенную щель высотой около десяти сантиметров, между полом и низом кресла, которым прикрывался хозяин ружья, металл вошел в подъем левой ступни и вышел через ахиллово сухожилие, разорвав его. Боль подкинула «Усатого», судорогой заставив выпрямить ноги, после чего раненная нога не в состоянии удержать равновесие и служить опорой, подвернулась. Корпус потеряв под собой жесткую опору, согнулся вперед и подался через спинку кресла к сидению.
«Усатый» вопил от боли, все тело его трясло. Адреналином, из под действия наркотика, он вернулся к жизни и, как оказалось, не в самый приятный ее момент. Он висел на спинке, облокотившись на нее спереди тазом, не в состоянии перебросить через нее ноги, и не имея возможность вернувшись, спрятаться опять за спинку. Ружье вылетело из рук, да в нем, разряженном, и не было смысла искать помощи. Алексею не были нужны мучения человека, только его жизнь. Каким бы он не был, нужно всегда выбирать, либо одно, либо другое, никогда вместе:
– Пять!.. – Взгляд наполненный ужасом и обращенный в сторону стрелявшего, которому он причинил столько несчастья, потух в одно мгновение, голова с отверстием в верхней части лба, упала на сидушку и застыла. Тело размякло и неестественно удлинилось. Из дырки выдавилось поначалу немного крови, а следом, будто бы, надулся пузырек сероватого вещества, образовав небольшой шарик – может быть как раз та часть мозга, отвечающая за совесть и уже более не в состоянии, находиться с остальной массой поддавшейся власти наркотика.
Тоненькая слабая струйка сумела дойти до переносицы, остановилась, странным образом, поделившись на двое, образовав на этом месте, как у индусов, знак брачующихся, похоже в данном случае, со смертью, и не только здесь, на грешной земле, но и там, где вера переходит в очевидность!
Парень с ранением в шею задыхался, пол вокруг него, залитый его же кровью, скользил и не давал ни перевернуться, ни скрыться. Белоснежные белки его глаз, выделялись на перепачканном красном лице…, таком же красном, как и руки. Человека редко тошнит от вида чужой крови, другое дело своя! Но умирающему все равно, ужас охватывает его навязчивым пониманием овладевающей им смерти. Тем более это усиливается, когда все происходит неожиданно.
Еще минуту назад, он был уверен, что вернется, перетянет руку жгутом и темная жижа выдавливаемая из «баяна» (шприца), теплой негой растворит его сознание. Но он и не предполагал, что это будет не так как всегда, а ужасно страшно и совсем физиологично, с точностью до наоборот: вытекающая кровь забирала тепло, телу становилось холодно, а сознанию страшно – он умирал, и умирал очень быстро, не в состоянии сопротивляться этому, прощаясь с жизнью совсем молодым, в то время, когда собирался жить еще долго, правда забывая, что стремился убить себя, с маниакальной настойчивостью торопясь к смерти, напаивая свой организм «ширкой».
