Ещё раз вызвал по очереди обоих «соратников», но рации молчали. Вышедшие из комплекса уже подходили к машинам, времени оставались секунды, но я был явно не готов выбирать. Оставался телефон, но то ли связь барахлила, то ли это не входило в планы Провидения. Мне даже показалось, что я слышал звонок, но, похоже, поздно.
Вдруг тот, что стоял у «Grand Cherokee», полез в карман, явно собираясь ответить на вызов до посадки в салон. Вот уже и перекрестье на месте, и дыхание в порядке. Сняв с предохранителя и поглаживая спусковой крючок, я так и не решился стрелять наобум из-за моргающего — то потухающего, то загорающегося — света уличного освещения, да и, честно говоря, лицо я так и не разобрал. Стрелять нельзя…. звонок закончился.
Парни быстро попрыгали в машины, будто погасшее освещение было сигналом опасности, что собственно го-иоря так и было.
Вторые номера сегодня подвели, что имело грандиозные последствия после. Сегодня о них мы уже знаем, начиная с гибели Ананьевского…
Я ругался на себя, ругал балбесов, почему-то выключивших рации, но от души что-то отлегло, злоба прошла — видно, в глубине души всё-таки что-то радовалось оставшейся чужой жизни. Да и кто я такой, чтобы отбирать ее? Собравшись и загружаясь через полчаса в машину, стоявшую примерно в километре, я ощутил прилив хорошего настроения и лишь пожурил своих подчинённых, воспользовавшихся перерывом между выступлениями не по назначению и понадеявшихся друг на друга. Всё же рассчитывать нужно всегда на себя. Но раз так вышло, мычит так и должно было быть.
Братья Пылёвы
«Один, глядя в лужу, видит в ней грязь, другой — звёзды».
И. Кант
Олег
После прихода к власти, нас станут считать чудовищами, на что нам, конечно, наплевать.
Мордехай Леви
Какими были отношения между двумя Пылёвыми, это, видимо, останется тайной, ибо и сам человек их рассматривает со своей точки зрения, сам же, по-своему, их объясняя и оправдывая. Мы лишь в состоянии только приподнять завесу, оголив то, что было и так на поверхности.
Окружающие тебя друзья скажут и о тебе самом, и за тебя.
Олег собирал «камни» мощные, готовые на всё, предпочитая интеллекты ниже своего, зачастую ошибаясь, но, не обращая на это внимание, так или иначе заставляя подчиняться не за совесть, а за страх. Кнут здесь играл роль основную и подавляющую, а не сдерживающую, пряник же был мелковат, а часто вообще чёрствый.
Каждое движение, взгляд, указание говорили об уверенности, что неподчинение будет иметь последствия, а приказы будут в любом случае выполнены. Разумеется, таким он стал не сразу, и ещё при живом Григории ненавидел всё то, чем напитался позже сам.
Попытки выглядеть аристократом, в том числе и за счёт преклонения окружающих и кучи тратящихся денег, не могли заместить не хватающего с рождения воспитания, не совсем соответствующих лидеру черт характера, чотя харизматичность и присутствовала. Всё им деланное имело вид средней руки срежиссированного спектакля.
Можно сколько угодно за день менять носки, одевая новые и просто выбрасывая старые, как угодно муштровать кортеж, тебя сопровождающий, требовать, чтобы называли Олегом Александровичем, иметь постоянно обновляемый гардероб, носить сделанные по заказу часы и украшения, с предпочтением Rolex и Cartier, и при этом оставаться всё той же шпаной, какой он был в середине 80-х, когда получил первый срок за избиение дружинника, только под необоснованно дорогой оболочкой.
«Обслуживающего персонала» было предостаточно, и каждый проверен и запятнан кровью, достаточно на-шать «Булочника», «Мясного», Рому «Москва», и «Кондрата», у которых на четверых — несколько десятков трупов, доказанных в суде. Характерная черта этой близости к «Солнцу» — частая гибель приближающихся «Икаров», и маленький процент всё же оставшихся в живых, старающихся быть в тени «Дедалов». Вот только родства между ними, в отличие от мифологических, никакого, хотя совру, ели не напомню, что всё-таки два сына, на крестинах которых он стал их крёстным отцом, всё же дожидаются его молитв за упокой их душ.
Авторитарный характер, не терпящий ни поправок, ни разъяснений причин, ни, тем более, критики, жажда власти, и власти необычной — не только над людьми, но и их жизнями. В том числе, где при прочтении проскрипций, написанных им, запятая в «казнить нельзя помиловать» почти всегда ставилась после первого слова, что, как ни странно, только помогало управлять людьми. Но, как известно, тирания, держащаяся на штыках и репрессиях, всё же когда-нибудь рухнет, что и констатировал в свое время Наполеон Бонапарт в шутливой форме, а он уж точно знал, о чем говорил: «Штыком можно сделать многое, но на нём нельзя сидеть».
Единственное, что он не учитывал, — одно из главных правил разведчика, гласящее: «Не пытайся вербовать человека с более высоким интеллектом, чем обладаешь сам», скорее всего, он тебя переиграет. Но неправильно поставленная самооценка зашкаливала все мыслимые границы, давала неправильный старт, что делало тактику ущербной, а стратегию — провальной. Это приводило к частому краху многочисленных операций, начинавшихся, как правило, с обработки людей, которые должны были стать шурупиками, винтиками, шайбочками, осями и так далее в задуманном им механизме, в котором ему было понятно лишь предназначение, но не работа механики, потому и были сбои, из-за этого и гибли так называемые «курочки, несущие золотые яйца», и выбирались проекты с моментальной наживой, в противовес длительным и далеко идущим планам с медленно, но верно набирающими обороты бизнесами и прибылями.
Постепенно люди становились послушными, кто — от внимания, проявленного в начале общения, кто — от щедрости, сначала показавшейся таковой и постепенно сходившей на нет, а кто - от кажущегося величия, к которому можно было быть близко: гордыня человеческая на всё падка.
Сначала товарищи, потом слуги, после рабы. Но кто был рабом больше, и рабом чего? Мудрость гласит: «Всякий, пребывающий в грехе, есть раб греха» (Евангелие II - 35).
Представьте себе молодых амбициозных парней, крепких и почти на всё, кроме убийства, готовых, они желают покорить мир и стать его хозяевами. В виде трамплина эти пассионарии выбирают Олега и губят свои гены дли потомства — все подобные им на протяжении всей истории человечества подчинялись чужим амбициям под воздействием своих, веря и в свою звезду, но покоряясь чужой власти. Совершая именно убийство себя, но всё равно считая мир покорённым, а себя — над ним властными, уверяясь в этом, как минимум, взглядами, испугом и уважением, как им кажется, остального, более слабого, большинства.
Запнуться такой может о равного себе - такого же раба и такого же «хозяина». Они хищники снаружи, и хищниками же умирают, зачастую добиваемые своими же.
Мужчины — хищники, но далеко не все. Под стволом пистолета, на допросе у следователя, перед лицом медленной, но верно одолевающей опасности происходит преображение волка, боящегося поднять взгляд на то, чем они казались себе сами.
