Даже после необъяснимого для меня деления на два суда, когда всё было подготовлено на один, несмотря на то, что оно, опять таки, уменьшало мои шансы, я принял это как должное и необходимое, уже веря в Провидение. Уверенность только усилилась и, на удивление, вселяла спокойствие, хотя рассудок логически, настойчиво пробивая в ней брешь, говорил о другом и всё никак не мог остановиться до самого вердикта, прозвучавшего на втором суде, как спасение. Это внутреннее противостояние окончилось бы быстрее, но слаб человек и горд, а потому и ищет постоянного подтверждения с материальной точки зрения того идеального, во что, по идее, имея такие доказательства, должен верить.
Ведь есть что-то внутри нас, что безошибочно определяет и правильные пути, и необходимый выбор, и то, что совестит нас, и то, что разливает теплоту по всей душе, — нужно только прислушаться. И каждый же получает то, что должен, но видеть и понять этого не хочет, а поняв, уцепившись за самый «хвостик подола», казалось бы, только найденной истины, всё-таки отвлекается и в суете забывает о чём-то важном.
Так и шёл я почти три года к «пожизненному заключению», которое предполагала моя сознательная часть, но с глубокой уверенностью в закоулках бессознательного, что всё окончится хорошо не только на суде или после, но и по окончанию срока и адаптации в обычном мире человеческом.
Забираясь на излюбленную верхнюю кровать, по здешнему — «шконку», где теплее и больше света (для читающего — очень важный фактор, кроме того, на нижнюю часто присаживается кто-то, чтобы поболтать, соответственно, вклиниваясь в так заботливо создаваемый внутренний мир и прерывая излюбленное занятие, которое ценишь здесь многократно больше), я наблюдал изредка за теми, у кого срок должен был быть, во-первых, конечен, а во-вторых, в разы меньше. Конечно, тяжело, но ведь жизнь на этом не заканчивалась. И хотя я мог служить наглядным примером для их оптимизма, в основном был просто удобным сокамерником, а некоторым — потенциальным консультантом по подготовке и прохождению суда, а также общению со следователями, адвокатами, и как, со временем, старожил изолятора — с администрацией учреждения. Сюда же можно прибавить спорт, чтение, интеллектуальные споры (ну не столько споры, сколько увлечённые диспуты), которые доставляли в этих стенах огромное удовольствие, благо, основной контингент был с очень высоким интеллектуальным уровнем.
Что особенно интересно — приобретённые знания и опыт у многих были весьма разносторонними в связи с занятиями в жизни и увлечениями в разных направлениях, а потому и тем для общения находилась масса.
Скажем, в полковнике Квачкове меня удивило спокойное отношение к своему обвинению. Мне было понятно, после освещения некоторых подробностей, якобы покушения на Анатолия Чубайса, что профессионал уровня «Василича» не специально, ни тем более нарочно, не в состоянии подойти не просто так по-дилетантски, но по-идиотски. Объяснений тому масса, от выбора места, где скорость движения высока, хотя в 150 метрах перекрёсток, где скорость транспорта снижается почти до 0 — взрывай сколько влезет, до самопальной взрывчатки.
Я вас уверяю, если специалист делает или подделывает, то конечный продукт обязательно срабатывает, результат может быть не всегда предполагаемый, но срабатывает обязательно, а как известно, второе, основное взрывное устройство, эквивалентом в несколько десятков килограмм тротила не сработало. А в утверждении, что участники покушения по глубокому снегу утащили с собой автомобильный аккумулятор вообще ни в какие ворота не лезет. Опровергающих доводов, которые он и сам прекрасно знал, были десятки, на каждый произносимый он кивал и улыбался. «Загорелся» же сразу, когда тема коснулась современности. Мы как-то говорили о параллелях в истории, разумеется, с ссылками и примерами сегодняшнего дня, не совсем сказанным я был согласен и мы негневно спорили. Дошло до того, что я высказал мысль о необходимости введения диктаторских полномочий, но такими, какими их понимали римляне до эры Христа (прошу не путать с тираном), с теми же задачами и такими же отчётностью и ответственностью. Разумеется, по поводу лица, в виде диктатора дебаты были не меньше, и здесь мы тоже не сошлись во мнениях. А вообще, не хватает стране П.А. Столыпина, ну или хотя бы Лорис-Меликова, пусть и с его мягким диктатом. Мы касались и Александра Третьего и Николая Второго Романовых — многие как и «Василии» могут со мной не согласиться, но статистика, знаете ли — величайшая из наук, и что толку верить обиженным современникам, когда просто лучше обратить внимание на цифры, а они поражают…
Боль за страну и народ кипела гораздо больше личных обид, он тушил её своими статьями в газеты и журналы, которые не только отправлялись администрацией тюрьмы и доходили до адресата, но и печатались, а уже выпущенные в печать возвращались через почту в камеру.
Иван Миронов — совсем ещё молодой человек с приличным базисом не только знаний, но и воззрения на политику, а так же жизнь в целом. С ним дискуссии были более предметны, ибо по профессии он историк, а по призванию — писатель-публицист. По излюбленной его тематике эпохи Александра Второго, он лихо «скакал на тройке», я тоже кое-что читал, и мы часами обсуждали сначала Аляску и её продажу, плавно передвигаясь в глубокую древность, возвращаясь в сегодня, потом опять куда-то, пока несколько раз не замечали о позднем времени, когда я должен был уже спать, а он писать.
Его увлечённая натура тянулась и к спорту, Иван заинтересовался системами тренировок, к которым я прибегал, и с интересом окунулся в них, для начала записывая все подробности и мелочи, а после стараясь освоить это мышцами. На вопрос, как я так сохранился, я ответил, что всегда занимался спортом и старался не перебарщивать, а на самом деле и гены замечательные.
Расставаясь, подарили друг другу по несколько строк пожеланий, сопроводив их добрыми и подбадривающими напутствиями и… Я поинтересовался: «Вань, что напишешь-то?» — «Правду» — «И как будет называться правда?» — «Хроники… ну, скажем, замурованных».
Через три года я держал книгу почти с таким названием — «Замурованные», в строке автор значился Иван Миронов, а в одной из строчек оглавления — моя фамилия.
Чудны дела Твои Господи. Люди встречаются не зря, но далеко не всегда могут понять, а часто вообще не желают даже задуматься, зачем их сводит Провидение. А ведь недаром говорят «Провидению было угодно».
Жизнь вообще категория странная, возьмём к примеру А.И. Трушкина, как говорят — опер от Бога, всю свою жизнь он боролся с подобными мне, слов нет — достойное полезное для общества и опасное дело. Мне в своё время велели его устранить, чем предполагалось обезопасить от ответственности нескольких человек. Я отказался, конечно не явно и не в глаза, но дотянул до ареста заказчиков и благополучно забыл об этом, дав тем самым ему возможность продолжать делать начатое в отношении нашей «бригады».
Парадокс — если бы я его убил, он сам не только бы недоделал, но и не стал бы полковником, не получил награды за борьбу с нами, не занял высокие должности, которые занимает сейчас а главное, не поймал бы меня! Он рисковал и получил, что заслужил — почёт и уважение. Я же рисковал вдвойне, опасаясь ослушаться и быть наказанным своими и, сохранил жизнь этому человеку, а соответственно и возможность арестовать себя. Рисковал и получил тоже по заслугам.
