Правда, подсудимые и их адвокаты воспользовались этим далеко не полностью, возможно, поверив в гуманность суда. Но в основном у большинства были защитники, нанятые государством. Это не значит, что они плохо выполняли обязанности, просто в таком случае суд был для них второстепенным делом, помимо обязательной и, что немаловажно, оплачиваемой работы в их конторах. И потому им элементарно не хватало времени и сил охватить весь массив информации. Возможность содержать адвоката могли позволить себе только главные персоны, которые не помогали финансово своим бывшим подчинённым (в чем была и была одна из главных их ошибок), хотя по всем принятым в подобных организациях нормам это их и прямая обязанность, а главное — заинтересованность.
Нищета и брошенность- втаком состоянии оказались арестованные рядовые участники. И что уж удивляться — в подобном положении раскаяние приходило само собой, за ним сразу следовала дача показаний, причём начиная со своих преступлений.
Я понимал, как они себя чувствуют, и всю боль пропускал через себя уже при их выступлениях на своих судах. Все они проходили длинными вереницами по два — три человека в день, давая показания таким образом, что они скорее освещали мои светлые стороны, нежели темные, и тем более были мягче моих же о себе признаний. Каждый из этих когда-то молодых людей старался смягчить и оправдать мою деятельность, не в пример сидящему рядом Олегу Пылёву, имеющему уже «пожизненный срок» (второй мой суд прошёл вместе с ним, на одной скамье) и, может быть, Сергею Махалину и Олегу Михайлову, процессом раньше. В какой-то миг мне показалось это какой-то договорённостью. Но в том-то и дело, что ничего не было, только правда, прошедшая фильтрацию страха и переживаний.
Эти бывшие «бандюшки» никогда не переставали быть людьми, и большинство из них - хорошими, настоящими мужиками, и очень жаль, что зачастую печать равняет всех без разбора с обезбашенными кровожадными исключениями.
На суде у Андрея Пылёва атмосфера была не столько натянутой, сколько больше насыщенной непониманием происходящего, причём, как мне показалось, почти у всex, за исключением судьи Елены Гученковой. Три дня подряд привозили меня на это заседание и трижды задавали одни и те же вопросы, на которые я отвечал совершенно одинаково, но разными словами, пытаясь доказать, что мой бывший шеф не был организатором убийства «Солоника», хотя и принимал в нём небольшое участие. Многое было сказано, но адвокаты, к сожалению, почти ничем не воспользовались, хотя очевидность была на виду. В пику им, «Её честь» владела информацией гораздо лучше, и задаваемые ею вопросы, завуалированные разной формой предложений, потихоньку пробивали брешь в неудачно выбранной линии защиты, из-за которой Андрей был совершенно лишён возможности отстаивать свои позиции, что меня и удивило. Он в общем-то прагматичный человек, почему-то пошёл на поводу у старых знакомых из адвокатского бюро «Согласие», хотя доподлинно знал специфику прохождения наших процессов и, в любом случае, знал о показаниях Грибкова, да к тому времени уже и о показаниях своего младшего брата.
Странно было и то, что он совершенно не принимал никакого участия в жизнедеятельности суда. Переложив все на плечи защитников, он даже не считал важным озвучивать самостоятельно пришедшие мысли, а обращался с этим к ним. Так оставшись после очередного своего приезда на его суд в зале, где проходило заседание, я остался по разрешению судьи наблюдать за происходящим, чтобы хоть чуть набраться опыта. Очередной свидетель на вопрос: «Какая кличка была у господина Пылева Андрея Александровича?» — не задумываясь ответил: «Карлик». Но вот что странно — так его окрестили журналисты, его же если и называли, то «Малой», в крайнем случае «Руки-ноги», но почти всегда просто Андрей или с прибавлением отчества (это уже позже).
При таком ответе мои брови поднялись и я покачал головой в знак возмущения на явную ложь, пусть и мелкую, но все же. Андрей заметил и бросился к адвокату Миндлину, который отмахнулся, посчитав это не важным. А ведь нет на судах ничего не важного, каждая капелька дорога и задай бывший шеф своему бывшему подчиненному вопрос, ответ на который он уже знал из моей реакции…
Мне кажется, что измени он даже на заседании базу своей позиции, судья обязательно дала бы ему шанс отделаться не таким огромным сроком, который он получил. Кстати, как показалось, весьма добрая женщина, принимающая суровые решения, переступая через себя, но ведь каждый из нас сам выбирает направление пути своей жизни.
Я не могу оправдывать этих парней из ОПГ, как и себя, но глаза обществу раскрыть хотелось бы. Кем мы стали? И кем станем? Как жить с этим? Как справиться с потоком негатива, идущим изнутри нас, как бы старательно мы ни пытались забыть всё прошлое? Как справиться с негативом, исходящим от обычного мира людей, пусть, может быть, и заслуженного? Правда, я более чем уверен, что подавляющее большинство хоть и относится с осуждением, но старается понять нас, и всё же примет как людей, хоть и с поломанным судьбами.
Мы все, проходящие по этому делу - несколько десятков мужчин, — уже не юноши, начинающие освобождаться сегодня находимся в возрасте 40 и более лет. Большая часть жизни прожита, оборачиваясь и глядя на то, каким образом прожита, понимаешь, что ещё и не жил.
Обращаясь назад, стоя у микрофона трибуны свидетеля, отвечая на вопросы и всматриваясь в лица обвиняемых, я пришёл к мысли, что если кому-то мы и были и врагами, то прежде всего — самим себе! Мы убивали, защищаясь или предотвращая опасность, но, как оказалось, убивали просто так! И эти пули не оставались в других телах, а возвращались в наши же сердца. С точки зрения происходящего тогда в стране, мы сами почти полностью «вырезали» весь генофонд своего поколения, в большинстве своём — служа «пушечным мясом», а теперь — информационным поводом. Беда в том, что процесс этот бесконечен, а подхлёстываемый наркозависимостью и социальной несправедливостью - вряд ли пойдёт на спад и будет становиться всё более бесчеловечным и, не дай бог захватит тех, кто поставлен на стражу закона.
Мы стреляли в друг друга —
«Валили» как лес,
Мы не знали испуга
Торопясь с поднебес.
Мы молили иконы,
Подавая на храм
И живя вне закона,
Плевали на срам!
Признавая лишь силу
И ее же губя,
Вырывали могилу
Для себя, для себя!
Мы богами хотели
На земле обрестись,
Но о Боге забыли
И проклятья сбылись!
Мы погостами ветхими,
Гнилью в лесах
Позабылись — застыли
Распылившись как прах.
За решеткой по тюрьмам
Иль в бегах вдалеке,
Мы в России погибли
Захлебнувшись во зле!
Мы не знали пощады,
О спасеньи моля
И прожили в пустую,
Только горе неся.
