При выходе из залива им пришлось действительно столкнуться с сильным встречным ветром. Тощий запас провизии в трюмах не позволял идти более суток: двести пятьдесят человек на борту хотели есть и пить. Приходилось бросать якорь возле первой же деревни и обирать ее. Однако присутствие флибустьеров в заливе давно распугало всех прибрежных жителей. В их брошенных домах почти ничего не осталось. Корабль отчалил – до следующей остановки.
Олоне рыскал по курсу, но тяжелый корпус, обросший панцирем, плохо слушался руля. За день не успевали пройти и тридцати миль: приходилось вновь поворачивать к берегу в поисках пищи. Залив становился огромной тюрьмой. Долгие часы, а то и целые дни уходили у флибустьеров на то, чтобы раздобыть еду; они уходили далеко от берега и возвращались с пустыми руками, ибо за время хождений съедали то малое, что удавалось найти. Недели текли за неделями, и Тортуга, равно как и Гранада, превращалась в далекий, недостижимый мираж. Вольные добытчики питались теперь одними обезьянами.
Сколько прошло времени, прежде чем Олоне удалось выбраться из заклятого залива, никто не знает. Туман окутывает всю его последнюю драматическую авантюру. Протащившись с запада на восток вдоль песчаного побережья, он обогнул мыс Грасьяс-а-Дьос и начал спускаться южнее. Теперь он приближался к устью реки Сан-Хуан, ведущей в озеро Никарагуа. До реки остается каких-то сто миль. И тут слышится жуткий треск: Жан-Франсуа Но с размаху налетает на риф – третий по счету.
В этом месте я с сожалением должен оторвать читателя от повествования, чтобы вновь заняться критикой истории флибустьеров. «Судно Олоне разломилось пополам, наскочив на рифы, что возле островов Лас-Перлас в Панамском заливе» – такую фразу и именно в этой редакции мы встречаем во всех книгах, начиная с записок А. О. Эксмелина. Давайте взглянем на карту Центральной Америки. Действительно, архипелаг Лас-Перлас находится в Панамском заливе. То есть в Тихом океане. Получается, Олоне, выйдя из Гондурасского залива, перенесся со своим судном через Американский континент? Или обогнул мыс Горн? Как же тогда конец его авантюры вновь разворачивается в Карибском море?
Приходится признать, что многие поколения историков, завороженных, по всей видимости, подвигами Олоне, не нашли времени взглянуть на карту. Они просто аккуратно переписывали ошибочное указание первого летописца.
Дело тут вот в чем. Из контекста вытекает, что в третий раз Олоне наскочил на рифы, закрывающие вход в лагуну Лас-Перлас возле мыса под тем же названием примерно в ста милях севернее устья реки Сан-Хуан. Все – в Карибском море.
Потерпевшие крушение высадились на островке. Что делать? На востоке расстилалось пустынное Флибустьерское море, на западе – враждебный континент. Добраться до берега, сколотив плоты из разломанного корабельного корпуса и пальмовых стволов, не составило бы труда, но что означало достичь берега? Встретить испанцев или индейцев, то есть безжалостных мстителей: почти двухлетние бесчинства флибустьеров в этом районе никак не располагали к дружелюбному приему. Пираты понимали, что их ожидало.
Положение констатировал Олоне:
– Спастись можно только в море. Надо строить не плоты, а новое судно. За работу!
По правде, я не знаю, закончил ли Жан-Франсуа Но свою речь энергичным призывом: «За работу!» Я допускаю, что его авторитет изрядно поколебался цепью неудач и это решение принималось долго и трудно. Остается фактом, что работы тянулись очень вяло: постройка спасательного судна продлилась целый год.
Год они жили робинзонами. Построили хижины, ловили крабов, охотились на обезьян. Последние были единственной мясной пищей, а когда всех обезьян на островке выбили, остались лишь крабы. Флибустьеры решили сажать овощи. Один из них нашел разновидность бобов, которые в здешнем климате вырастали за шесть недель; пираты развели крохотные плантации, с ревнивой тревогой следя за своими культурами. И это те самые люди, которые с гордым презрением отвергали предложения колонистов Тортуги остепениться и переключиться на занятие сельским хозяйством!
Мы не знаем, сколько в точности людей осталось с Олоне и каков был тоннаж большой барки, которую они наконец построили, чтобы выйти в море. Но как не счесть безумием идею отправиться на этом сомнительном суденышке «добывать Гранаду»? Возможно, Олоне не мог решиться вернуться на Тортугу нищим и поверженным. Как бы то ни было, робинзоны покинули опостылевший островок в лагуне Лас-Перлас, спустились немного к югу и достигли устья реки Сан-Хуан.
«Они рассчитывали добраться на шлюпках до озера Никарагуа, однако нападением испанцев и индейцев были отогнаны с полпути». Дальше нам придется полагаться на рассказ одного или нескольких уцелевших участников похода; имена их не сохранились, так что проверить достоверность данной версии или легенды не представляется возможным.
Два года спустя англичанин Морган, чьи авантюры известны во всех подробностях, сумел пройти по реке Сан-Хуан только благодаря помощи местных индейцев, люто ненавидевших в ту пору испанцев. Возможно ли, чтобы те же самые индейцы были союзниками испанцев в сражении против Олоне? На этот вопрос нет ответа. Поэтому проследим за концом похождений Олоне, потерявшего в бою бо́льшую часть своего отряда. Отброшенный к морю, он не двинулся домой по той самой причине, что заставила его столько времени болтаться у берегов Центральной Америки и потерять на рифах свой корабль: у него не было провизии на обратный путь. Он снова рыщет у побережья, поворачивая то на юг, то на север, то на юго-запад, а то на северо-восток. В результате случилось то, что и должно было произойти: скрежет днища, треск мачты – и Олоне вновь сидит на рифе. В четвертый раз. Перед ним горстка островов Бару, чуть южнее Картахены.
Не будем упрекать капитана в дурном судовождении. Возможно, что на сей раз он намеренно совершил крушение. Картахена – одна из самых могучих твердынь Испанской Америки; для Олоне она означала плен и вслед за тем виселицу или гарроту. Поэтому легко понять, почему он не хотел приближаться к ней – если предположить, что он точно знал, где находится, – со столь малыми силами и «без всякого снаряжения». С палубы своего судна он не мог заметить прячущихся в густой растительности индейцев, их большие луки и оперенные стрелы.
Индейцы. Этим именем называют несколько народов, так что нет нужды говорить, сколь отличались они между собой, тем более в разные времена. Были мирные индейцы, ставшие жертвами первых конкистадоров, – трогательные персонажи из записок Лас Касаса. Но были и воинственные племена, ставшие таковыми после контактов с белыми завоевателями. Устремления пришельцев они понимали прекрасно и поэтому вели себя соответственно.
– Вот он, бог испанцев! – воскликнул один индейский вождь, показывая горшок с золотом.
Он приказал расплавить проклятый металл и влить его в глотку нескольким попавшим ему в руки идальго.
В ту эпоху, когда Олоне посадил на риф свой четвертый корабль, обитатели островов Бару слыли самыми свирепыми из «немирных» индейцев браво. Можно представить себе, как они молча смотрят из-за деревьев на две-три дюжины оборванных людей, с трудом вылезших на берег. Обросшие бородами лица обращены к неведомому лесу. И оттуда вылетает туча метких стрел – индейцы умели сразить из лука птицу на лету, а уж люди представляли собой идеальную мишень.
