Через несколько дней после прибытия в каюту к Пьеру Лафиту явился утренний посетитель:
– Доктор Джон Уоткинс. Вот письмо от губернатора Клейборна с поручением осмотреть ваше судно и задать вам несколько вопросов.
– Я к вашим услугам.
Визит-допрос продлился два часа, и на следующее утро губернатор получил от доктора Уоткинса – это был его старый друг и личный врач – отчет, дополнявший донесение капитана Купера. В докладе, в частности, говорилось следующее:
«По заявлению капитана Пьера Лафита, при отплытии с Санто-Доминго его экипаж насчитывал 60 человек. 46 из них, в основном негры, якобы дезертировали с судна после входа в дельту Миссисипи. Что до пушек, то при отплытии их было 10. Капитан пояснил, что семь орудий ему пришлось выбросить за борт во время бури».
Как и капитан Купер, доктор считал, что судно потрепано непогодой гораздо меньше, чем утверждал Пьер Лафит.
– По моему разумению, – заключил опытный в делах сыска Уоткинс, – исчезновение семи орудий и сомнительное дезертирство негров означают следующее: судно занималось контрабандой оружия, которое сбывалось пиратам прибрежных островов, и работорговлей. Капитан «Милой сестрицы» жалуется, что судовые поставщики перегружены работой, поэтому ни один из них до сих пор еще не приступил к ремонту. Он не препятствовал досмотру и охотно отвечал на все вопросы.
Следователь и допрашиваемый расстались на дружеской ноте, Пьер Лафит был превосходно настроен. Возможно, он держался бы менее уверенно, кабы знал, что донесение капитана Купера вместе с отчетом доктора Уоткинса будут отправлены губернатором Клейборном министру юстиции Соединенных Штатов в железном ящике, хранившемся в капитанской каюте военного шлюпа, отошедшего на всех парусах из Нового Орлеана в Вашингтон. Одновременно, вопреки первоначальным инструкциям, ограничивавшим срок стоянки «Милой сестрицы», полиции порта было приказано следить, чтобы судно потихоньку не улизнуло.
В чем дело? Из-за чего такие предосторожности? Чтобы понять поведение Клейборна, нам придется кратко описать ситуацию, сложившуюся к тому времени во Флибустьерском море и прилегающих областях.
Флибустьерство классического толка угасло на Санто-Доминго и Ямайке к концу XVII века, а Утрехтский мир (1713) между Францией, Англией и Испанией, узаконив раздел Нового Света, превратил последних флибустьеров в обыкновенных пиратов: отныне им не от кого было получать жалованных грамот.
Один из самых предприимчивых джентльменов удачи, англичанин Дженнингс, устроил на одном из островов Багамского архипелага, Нью-Провиденсе, свою базу, ставшую местом притяжения антильских пиратов. Дело дошло до того, что английскому королю Георгу I пришлось отрядить на Багамы мощную эскадру с ультиматумом: прощение раскаявшимся, петля всем прочим. Дженнингс посоветовал коллегам раскаяться, поскольку это их ни к чему не обязывало. Строптивцев повесили, а новоявленные «честные мореходы», выждав какое-то время, вновь вернулись к своему промыслу, правда уже не на Нью-Провиденсе.
Снова – в который уже раз – вспыхнул огонь над пепелищем флибустьерства, которому, казалось, давным-давно полагалось угаснуть. Появилось второе поколение пиратов, не ведавшее традиций «береговых братьев» и не соблюдавшее законов корпорации. Именно эти анархисты от пиратства стали плавать под «веселым Роджером» – черным флагом с черепом и двумя костями.
Одним из самых известных приверженцев этой эмблемы был Эдвард Тич, по прозвищу Черная Борода. Прозвище родилось не случайно: волосяной покров начинался на физиономии Тича от глаз и спускался до пояса. Для удобства владелец заплетал бороду в косицы и украшал ленточками. Несколько лет Тич со своей бандой разорял побережье Северной и Южной Каролины, прячась в заросших густой растительностью бухточках, перехватывая купеческие суда, нападая на поселки и плантации, грабя и убивая. Любимейшим развлечением падкого до спиртного Тича было погасить во время пиршества свечи и начать наугад палить в присутствующих из пистолетов. Ущерб усугублялся ответными выстрелами соперников, пытавшихся под покровом темноты укокошить самого «затейника»; увы, это им никак не удавалось. Однажды, когда на борту у него появились больные, Черная Борода высадился с отрядом в порту Чарлстон, схватил заложников и пригрозил перебить их, если ему не принесут лекарств. Пока отцы города совещались, пираты безнаказанно разгуливали по городу.
В тех же местах – у атлантического побережья Штатов – оперировали Льюис, Лоу и Флай. Льюис, бегло говоривший, кроме английского, по-французски, испански и на нескольких карибских диалектах, был круглый сирота – в десятилетнем возрасте его нашли на палубе захваченного пиратского судна. Своим покровителем Льюис считал не Бога, а дьявола и именно ему ежевечерне адресовал свои молитвы, стоя на коленях и повернувшись лицом к двери каюты. Лоу был садистом по призванию – наподобие Олоне; по рассказам очевидцев, одного пленника он заставил съесть собственные уши, посыпанные солью и перцем. Флай, птица того же полета, прославился среди пиратов отборной руганью и богохульствами – известность, которую, согласитесь, нелегко заслужить в подобной среде.
Большинство этих бандитов с большой океанской дороги были в конечном счете пойманы и благополучно повешены в Бостоне, Нью-Йорке, Чарлстоне и других местах. Но они сумели достаточно напугать население прибрежных поселков.
Иные пираты, например Бартоломью Роджерс, появлялись в американских водах изредка, через долгие интервалы, проносясь по ним, словно кометы. Их поле деятельности было поистине необъятным. Кроме Новой Англии и Луизианы, Роджерс взимал дань с побережья Бразилии и Гвинеи. Другие держались в Индийском океане вблизи Мадагаскара, где возникла целая пиратская республика, основанная на началах равенства и братства. Третьи проникли в Китайские моря
[62] и там виртуозно грабили неповоротливые купеческие суда. Любопытно, что сплавлять товар они предпочитали в Северной Америке, где за контрабанду платили хорошую цену.
В эпоху, когда «Милая сестрица» стояла у причала в Новоорлеанском порту, пираты уже не нападали на прибрежное население; они довольствовались исключительно морским разбоем. Но воспоминания о тех тревожных днях еще не стерлись в памяти жителей атлантических городов Америки. В Чарлстоне, Сейлеме, Норфолке и Бостоне бабушки пугали пиратами внучат, а появление чужого паруса на горизонте вызывало у людей настороженное, если не враждебное отношение.
На смену великим пиратам первой половины XVIII века пришли капитаны менее жестокие и менее знаменитые, менее способные на крупные начинания. Зато их было гораздо больше, и власти с горечью убеждались в том, что огромный объем контрабанды чувствительно сказывается на доходах казны. Кроме того, как это станут делать сто с лишним лет спустя гангстеры типа Аль Капоне, пираты подкупали чиновников и полицию. Взятки они чередовали с угрозами смерти и, кстати, эти угрозы нередко приводили в исполнение в отношении тех, кто отказывался играть с ними в одну игру. Наконец, пираты набирали в американских портах – иногда насильно сажая на борт людей – свои экипажи, в то время как военно-морские силы США страдали от хронического недобора. Теперь ясно, почему Клейборн запретил Пьеру Лафиту вербовать американских граждан и почему подозрения, что этот корсар занимается торговлей оружием и рабами, заставили губернатора незамедлительно известить обо всем Вашингтон.
