– Почему остальные такую вкусную ягоду не едят? – удивилась я.
Старушка поставила на землю корзинку и пакет, села на серый камень, приглашающе похлопала по нему ладонью.
– Устраивайся, в ногах правды нет. Ты в отеле отдыхаешь? Или от ребенка избавиться решила, в чертово место его сдать, в юдоль печали, в детдом?
Я опустилась на обломок скалы.
– У меня нет ни сына, ни дочери, приехала в гостиницу для работы.
– В горничные, что ли, нанялась? – протянула пенсионерка. – Странно, ты симпатичная, Марина Ивановна таких на службу не оформляет, берет кого пострашней.
– Да ну? – удивилась я.
Бабуля тоненько засмеялась.
– А вот представь такую ситуацию: ты вышла замуж за богатого. Обычно все мужики хоть раз да налево сворачивают, только простые парни своих баб побаиваются – узнает жена про зигзаг и скалкой отдубасит. У богатых все иначе. Там нежная половина своего супруга-хозяина потерять ой как не хочет. И страсть как боится – а вдруг уйдет денежный мешок к другой и ничего ей не оставит… А теперь представь, что приехали вы с супружником в отель, и утром завтрак в номер приносит горничная, блондинка восемнадцати лет, ноги от зубов, юбка по самое не могу, сиськи натуральные арбузами, талия комариная, волосы по плечам, глаза вполлица. А тебе тридцатник пробило, то есть начал уж бутон вянуть. Как, понравится тебе этакая прислуга?
– Понятно, – улыбнулась я. – Чтобы не вызывать ревности дам, в отеле служат не самые красивые и юные. Нет, я не горничная, меня Марина Ивановна наняла книгу про отель написать, любовный роман.
– Ишь ты! – цокнула языком бабка. – Значит, я со знаменитостью болтаю, с писательницей. Как тебя зовут?
– Виола, – представилась я, – пишу под псевдонимом Арина Виолова.
– Не обижайся, не читаю я, – призналась бабуля, – и никогда не любила это занятие, телевизор больше нравится. Кликать меня Ираида Николаевна. Не Ирина.
– Ирина и Ираида разные имена, – согласилась я. – Так почему местные ягоды не собирают?
Старушка дернула плечом.
– Да проклятия дураки боятся. Я же во всякую чушь не верю.
– Это потому, что Трындычиха отсюда прыгнула? – высказала я свое предположение.
Ираида Николаевна зачерпнула ладошкой ягоды из корзинки и отправила в рот.
– Уже наболтали тебе глупостей? Набрехали три воза ерунды? Во народ! Идиоты, одним словом. Алевтина хорошим врачом была, работала гинекологом. Да, брала деньги с пациенток, так ведь за то, что делала им аборты с наркозом. Раньше-то на живую оперировали, на обезболивание мог рассчитывать только тот, кого по медицинским показаниям на стол клали, остальным терпеть полагалось.
– Ужас! – передернулась я.
– Рождаемость так повышали, – пояснила собеседница, – думали, испугается баба и родит малыша. Да толку от такого расчета не было. Полно врачей образовалось, которые за укол плату брали. Как сейчас помню, пятьдесят рублей операция без боли стоила, большие, по советским временам, деньги. Из них пятерка мне, медсестре, пятнадцать анестезиологу, остальное гинекологу.
– Вы работали с Трындычихой? – удивилась я.
– Недолго, – поморщилась Ираида Николаевна, – не нравилось мне на абортах стоять, ушла в детдом в медпункт. И очень вовремя смылась. Вскоре после моего увольнения Алевтина взялась искусственные роды вызвать, не побоялась, что у беременной пятый месяц шел. Наверное, хорошо ей заплатили, она жадная была до денег, прямо алчная. В больнице побоялась дело затевать, на дом они с медсестрой к бабе пришли, хотели представить, будто выкидыш у той случился. Сделали уколы, вроде все чин чинарем… и – умерла роженица. Вместе с плодом убралась. Это случилось в конце девяностых. Коммунистов уже прогнали, капитализм в стране начался, клиник для женщин, как мухоморов, развелось, и уже везде с наркозом операции. Но прерывать беременность на большом сроке было строго запрещено, ни в одной больнице даже за профит никто не брался. Аля же согласилась. И вона что вышло. При советской власти Алевтину бы в тюрьму отправили, при демократии же ее вместе с медсестрой просто уволили, дело замяли. Куда ее помощница подевалась, понятия не имею, а про Трындычиху говорили, что она еще раньше за свою жадность на зоне побывала. Может, и правда это, потому что было время, когда Алевтина года на три из Тамбовска пропадала, потом вернулась и опять работать стала. Ходил слушок, что она на службе бабам лекарства выписывает, а вечером с помощью народных средств их лечит, на своем огороде хитрые травы выращивает. Так оно или нет, не знаю. Сама к ней никогда не обращалась. А со скалы Трындычиха не сбрасывалась, тело ее нашли на пляже. Раньше там домики стояли, типа сарайчики. Их местные самовольно построили, чтобы «дикарей» на лето пускать. Алевтина просто умерла. Кто глупость про самоубийство запустил, не ведаю, но слух враз полетел. И сейчас все верят, что Трындычиха вниз сиганула. Даже те, кто правду знать должен, мои одногодки.
– А чей там в лесу сгоревший дом? – поинтересовалась я.
– Ларкины в нем жили, – вздохнула Ираида Николаевна. – Очень хорошие были люди, крепкая семья. Иван Михайлович работал директором интерната на грязи, который теперь Домом здоровья называется, здание красивое, старинное. Вероника Петровна, жена его, тоже там работала. Галка, родная их дочка, в школу ходила. Маша, приемная девочка, тоже училась. Потом у Ивана и Вероники сынишка родился, да жаль, недолго прожил. Пожар случился в их доме, сгорели они все, кроме Маши. Она потом куда-то смылась. Ее сначала в поджоге обвинили, но отпустили, однако половина моих ровесников, кто жив до сих пор, если разговор о Ларкиных зайдет, обязательно скажет: «Нечисто дело. Машка в нем точно замешана была». А другие возразят: «Нет, все не так. У Ивана деньги водились, иначе зачем он дома сейф держал? А после пожара железный шкаф открытым нашли. Короче, Ларкиных ограбили бандиты, потом убили, а дом запалили. Только милиция дело почему-то несчастным случаем представила».
– Я думала, что Марина Ивановна возвела для Дома здоровья новое здание, – удивилась я.
– Нет, строение старое, в нем раньше был интернат на грязи, – возразила бабушка. – Лаврова его отремонтировала, переделала, но разве дух горя вытравишь? Он там в стены въелся.
– Почему вы так странно называете заведение: интернат на грязи? – не поняла я.
– Тебе эту историю еще не доложили?
– Нет, – сказала я.
– Хочешь расскажу? – оживилась Ираида Николаевна.
Я кивнула, и старушка начала повествование.
Глава 23
…После закрытия сумасшедшего дома имение Борисогубских стало тихо умирать. Сколько в России заброшенных старых барских усадеб с некогда красивыми, но ставшими развалинами домами? Не счесть! Некоторым усадьбам повезло, их приспособили под пансионаты, больницы и другие подобные заведения, но большинство разрушено или продолжает разрушаться. И родовой вотчине Борисогубских тоже предстояло превратиться в руины. Большой господский дом и маленький, где жила больная дочь барина, и сиротский милосердный приют, который возвел добрый граф, и хозпостройки – все зарастало бурьяном. Так бы и погибло имение. Но! В километре от него находилась госдача одного из советских вождей, которая всегда пустовала, потому что ее хозяин любил отдыхать в других местах. И вдруг на фазенде поднялся страшный переполох. Срочно наняли местных баб и велели им отдраить комнаты и привести в порядок участок. Поломойки услышали разговоры охраны, мол, дочь бонзы родила не совсем здорового мальчика. Что за болезнь у него, тетки не поняли, но он еле ходит, с трудом говорит, и один из крупных педиатров, очень пожилой человек, посоветовал матери отвезти малыша в Тамбовск, объяснил ей:
