Юра, вдохновленный будущей покупкой, которая почти в его руках, представляется: я такой-то, корреспондент «Смехача» и «Рабочей смены», учился с вашей дочерью, возможно, вы от неё про меня слышали? – «Как же, как же», – мило улыбаются пэрентсы. – «Мне очень неудобно, но…» – продолжает Иноземцев и излагает ситуацию: тра-та-та, будущая свадьба, прекрасные туфли, не хватает шести рублей. Не выручите ли? При этом – он помнит это до сих пор – он не испытывает ни малейшего неудобства. Родители милы и приветливы: «Конечно-конечно, возьмите десять». – «Спасибо большое, я завтра же приеду и вам отдам». – «Зачем сразу завтра, отдадите, когда вам будет удобно».
В итоге всё счастливо разрешается. Юра покупает туфли, они чудно сидят на ноге. В ближайшую субботу он покупает цветы и конфеты и, рассыпаясь, возвращает червонец заимодавцам. История, кстати говоря, очень советская. Тогда трудности и невзгоды, организуемые государством, часто преодолеваются благодаря братской взаимопомощи простых людей – порой друг с другом даже не знакомых.
Аналогичный случай, кстати, происходит с Юрой в то самое лето, когда на всех порах приближается его бракосочетание. По делам редакционным он оказывается на мебельном комбинате, что располагается на улице Полковой (сейчас там, на месте комбината, сплошные офисы – в том числе множество современных редакций). И вот Иноземцев-младший выходит с комбината после интервью, а в ничем не примечательном магазинчике «Культтовары» напротив вдруг выбрасывают женский парфюмерный набор от «Эсте Лаудер», прекрасный подарок юной невесте. Там туалетная вода, помада, тени. Цена кусается, но преуспевающий молодой журналист может себе позволить: двадцать восемь рублей. И даже очереди никакой нет. Однако затыка: с собой денег, как нарочно, ровно двадцать семь карбованцев. Юра уж все карманы прошерстил, выясняя, не завалялся ли рублик или хотя бы, может, мелочью набрать – но нет. И тогда его осеняет: в редакции «Смехача» он числится руководителем ячейки ДОСААФ. В том числе его обязанность – распространять билеты лотереи, которую проводит это добровольное общество содействия армии, авиации и флоту. В кармане – штук семь нераспроданных билетов, каждый ценою в полтинник. Преодолевая определенное смущение (впрочем, для журналиста, который в семнадцатилетнем возрасте ради красного словца целовался на виду у всех в московском метро, подобная выходка – как нечего делать), Юра подходит к даме, которая тоже крутится вокруг набора, раздумывая насчёт купить. Дама в тогдашнем его понимании в сильном возрасте, лет тридцати семи. Он излагает ей свою просьбу и даже предлагает гешефт: все семь билетов за один рубль. Дама отчасти по-матерински и с неким сожалением улыбается ему (такой хороший мальчик и так увлечён какой-то дурой, своей ровесницей) и говорит глубоким, грудным голосом: «Ну что вы, что я буду судьбу обманывать» – и приобретает за рубль, строго по номиналу, два билета. Впоследствии, для себя, невесты и друзей, Юра придумывает байку, что один из проданных им с рук билетов выигрывает автомобиль. На деле он даже номера их, дурачок, впопыхах не успевает записать. Он хватает набор и мчится к невесте, которая ждёт его в Свиблове – по легенде для будущих тёщи и тестя, она временами ночует у сватьи Галины на Ленинском, на деле же останавливаясь в съёмной Юриной квартирке.
Свадьба катит в глаза. Для гулянья заказывают ресторан «Прага» – старшие в обеих семьях, Эльвира, Галина, Владик и Радий – солидарно хотят, чтобы всё было, как у людей. Для поездки в загс и ресторан арендуют лимузин «Чайка». И только против двух узаконенных обрядов молодые восстают: не желают украшать свадебный кортеж куколками и шариками и возлагать цветы к памятникам героев: «Мы лучше в другой день вспомним павших, не во время любовного торжества и не напоказ».
Роскошный голубой костюм для жениха (из парадной формы Радия) в итоге в ателье в Малаховке запарывают. Когда Юра его получает и предстаёт в нём перед ясным взором будущей тёщи, Эльвира только обречённо машет рукой и уходит в другую комнату плакать. До свадьбы остаётся один день, и молодые мчатся в специальный магазин для брачующихся у метро «Щёлковская». И там – о, чудо! – обнаруживается для жениха готовый, прекрасно сидящий наряд – тоже, как и туфли, финского производства. Стоит изрядно, сто восемьдесят рублей, больше среднемесячной зарплаты, – но чего не сделаешь ради того, чтобы выглядеть красивым на собственном бракосочетании! Впоследствии костюм из парадного голубого сукна тёща Эльвира со скандалом возвращает в ателье в Малаховку и даже выбивает у халтурщиков деньги, взятые за пошив.
Иногда Юра думает (как тогда, так и сейчас): а не специально ли социализм создавал для своих трудящихся постоянные трудности и нехватки, чтобы жителям его всё время было чем заняться, куда себя деть, чтобы были они при деле, а не размышляли или, не дай бог, обсуждали природу власти или организацию природы вещей? Но прекрасно понимает (сейчас) и догадывается (тогда), что предумышленно организовывать дефицит и недостатки у тогдашних партии и правительства кишка была тонка. Какое-то время недостачи того-сего и впрямь компенсировались бешеной энергией подведомственного населения, которое металось по городам и магазинам в поисках продуктов и промтоваров. Но затем, при Горбачёве, дыр и прорех стало чересчур много, да вдобавок языки развязали и выпивать заставили бросить. Вот система и посыпалась.
Но до слома привычного монолита остаётся ещё несколько лет, а пока и в мыслях ни у кого, включая самых отъявленных диссидентов, даже близко нет представления, что социализм, советская власть и коммунистическая партия вот-вот кончатся. Все эти три установления, подпирающие друг друга, кажутся незыблемыми и на века, словно три египетские пирамиды в Гизе.
А коли так, Юре следовало вписываться в систему, находить в ней хлебные и сладкие места. Тем более он женился, создал семью, ячейку общества, скоро дети пойдут. Одним из способов сделать карьеру было продвинуться по журналистской линии. Лет семь, но, скорее, десять беспорочной службы, и можно претендовать на должность, например, редактора отдела, члена редколлегии газеты «Правда» – это место являлось первой, нижней ступенькой номенклатуры. Члены номенклатуры имели свои, отдельные от прочего народа, каналы снабжения продуктами (пайки в спецстоловых); им давали квартиры в престижных домах в центре Москвы; они отдыхали в особенных санаториях и могли пользоваться государственными дачами. По нынешним временам привилегии довольно жалкие: венгерские мороженые куры и финский сервелат, деревянные летние домики без удобств и горячей воды. Однако выслуживаться, чтобы заработать их, следовало много лет, верой и правдой.
Имелся и другой путь, более творческий. По коридорам «Смехача», к примеру, хаживал с важным видом бывший фельетонист, а ныне сценарист «Мосфильма» Сергей Бодров-старший. Никто ещё не знал, что он станет известным кинорежиссером, а самое лучшее его творение, Сергей Бодров-младший, ходил тогда в среднюю школу. Но все шептались: Бодров крут, по его сценариям четыре фильма поставлено, в том числе такой известный, как «Любимая девушка механика Гаврилова» с Гурченко! А заказной сценарий на «Мосфильме» означал гигантский гонорар в пять тысяч рублей, связи в киношном мире и возможность жить безбедно, по крайней мере, год.
