– Валентина! Ты здесь?
– Вик? – присела на постели девушка. – Вот почему сегодня мне так не хотелось выходить на прогулку.
Девушка протянула руки к гостю. Викентий подошел к ней, наклонился и замкнул ее уста своими. Стянул с нее топик и стал целовать белую холодную кожу. Ему некуда было спешить, и молодой человек ласкал и ласкал свою жертву, снова и снова доводя до исступления. И – перестарался. Едва тела любовников в очередной слились воедино – рядом возникла седенькая воструха с жиденькой короткой косой, в платье с пышной, растопыренной в стороны юбкой.
– Тебе пора, сварожич Один! – коротко вякнула старушка и исчезла.
– Вот хрень! – дернулся Викентий. – Она что, ждала за дверью? Именно этого момента?
– Не уходи! – попыталась задержать его Валентина.
– Все равно настроение сбила… – поднялся молодой человек. – К тому же, если я не пойду, она будет выскакивать тут снова и снова. Лучше подождем вечера. Отбуду официальную часть и вернусь.
Викентий поцеловал ее, быстро оделся, вышел из спальни, поднялся наверх.
В пиршественной палате по углам горели факелы на массивных держателях, масляные лампы вдоль стен, свечи на столах, отчего все помещение колебалось в багровых отблесках, словно залитое кровью. На широких столешницах стояли бесчисленные блюда – с целиком запеченными огромными сазанами и осетрами, ланями и лебедями, миски с квашеной капустой и солеными грибами, бадьи со сладко пахнущим хмельным медом.
– Вот и он! Наш герой! Наш победитель! – такими ласкающими душу словами встретил всемогущий Волос вошедшего под кровлю бога войны.
– Слава Одину! Слава! – дружно провозгласили остальные гости. Одетые в дорогие, расшитые золотыми и серебряными нитями плащи, украшенные самоцветами и жемчугами, в поясах с золотыми и янтарными накладками, с драгоценными ножнами для оружия. Викентий догадался, кого ныне созвал на торжество правитель Вологды, еще до того, как среди мужчин узнал Перуна и Похвиста.
– Наш храбрый потомок смог загнать лесовиков обратно в чащу, братья мои! Поднимем за него здравицу!
– Благодарю, всемогущий Волос! – поклонился Викентий, сделал несколько шагов вперед. Остановился.
Место справа от Волоса было занято. И правее, правее, правее… И еще правее. До самого низа стола. До самого места для слуг.
– Садись сюда, храбрый Один! – показал на свободный край скамьи справа от себя какой-то сварожич. – Для меня честь находиться рядом с собой!
– За Одина! – поднял ковш Волос.
– За Одина! – подхватили остальные боги.
Похоже, никто из них даже не задумывался, насколько жестоко они оскорбляют непобедимого и бесстрашного бога войны. Для здешних сварожичей Викентий был просто младшим, самым-самым младшим, сотое поколение от последних, родившихся в этом мире. Место младших потомков – внизу стола.
Сесть – принять оскорбление. Отказаться – нанести равную обиду.
Викентий растерялся – впервые в жизни его унижали и восхваляли одновременно, да еще на пиру в его честь. А времени для здравого размышления не имелось. И поэтому он – сел. Взял в руки ковш, зачерпнул хмельного меда и сделал несколько глотков.
Пир шел своей чередой – гости пили и ели, провозглашали здравицы, строили планы на будущее.
– Тебя зовут, – неожиданно тронул Викентия за плечо сосед.
Молодой человек поднял голову, и Перун повторил вопрос:
– Как ты поступишь дальше, храбрый сварожич?
– С лесовиками? – уточнил Викентий. – Нельзя давать им передышки. Коли дрогнули и запнулись с наступлением, требуется немедленно нанести ответный удар. Оборотни стали бояться застав. Так построим новую в самом сердце их владений! Укажите, где их логово?
За столом возникла некоторая заминка.
– На старом Печерском волоке, – сказал кто-то из старших богов. – С тех пор как там завелся Любый, из тех мест не слышно никаких известий и никаких молитв.
– Верно, Печерский волок! – согласился рыжебородый Перун.
– Заодно и путь давний откроем, – добавил некий хрупкий юноша, сидящий, однако, во главе стола.
– Решено! – хлопнул ладонью по столу могучий Волос. – Мы поставим новую заставу на Кельтме, на ведущей к нему протоке!
– Любо! Любо. Любо… – закивали хмельные сварожичи.
Молодой человек сделал вдох, выдох и сказал:
– У меня есть условие.
– Говори, храбрый Один! – огладил окладистую бороду Волос.
– Я желаю, чтобы все воины, выжившие в схватках на порубежных заставах, получили прочные и красивые кирасы. Такие же, как моя. Но на нагрудных пластинах сей брони должно иметься изображение двух скрещенных топоров как символ их величайшей доблести!
– Да будет так! – с явным облегчением склонил голову правитель Вологды. – Это станет для храбрецов достойной наградой.
– Тогда я посвящу себя подготовке к новому походу, – поднялся Викетний. – Нужны будут добровольцы, две ладьи, несколько лодок и… И еще много чего. Прошу прощения, сварожичи.
Он поклонился и покинул пир.
Торопливо сбежал вниз, влетел к себе в светелку и с ходу с такой силой треснул кулаком по стене, что бревно испуганно хрустнуло и на пол посыпались щепа и мусор.
– Вот козлы! – Один ударил стену еще раз и снова. – Можно подумать, я меньше Перуна с Похвистом с оборотнями дрался! Или это не я Чердынь отбивал, покуда Дый над воротами топор свой от мандража наглаживал! Но теперь Дый наверху сидит, а я на посылках! Старперы сраные! Ну, я вам это припомню…
– Вик, ты чего?! – заскочила в комнату Валентина. – Что случилось? Что-то плохое?
– Они уроды, Валя! Просто уроды! – скрипнул зубами бог войны. – Ну ладно, во главе сидеть я не напрашиваюсь. Но хотя бы между Перуном и Похвистом, среди средних братьев… Я что, не заслужил?! Я мало крови пролил? У меня мало дыр на шкуре прибавилось?
– Вик, ты меня пугаешь… – сглотнула девушка.
– Да уж, меня теперь лучше бояться, – согласился великий Один. – Я эту шутку так просто не спущу. Я за нее со здешними богами сквитаюсь. Козлы старые! Я, значит, для них мальчик на побегушках!
– Вик, я могу тебе чем-нибудь помочь? – осторожно поинтересовалась Валентина.
– Тебе придется, милая. – Воин снял пояс, стремительно скользнул к ней, крепко сжал под ребрами. Быстрым движением сорвал топик и отшвырнул в сторону. – Мне жутко хочется кого-нибудь убить. Или хотя бы изнасиловать…
Викентий резко запустил пятерню ей в джинсы.
Девушка ойкнула, глубоко вдохнула и медленно подняла руки. Губы дрогнули в кривой усмешке:
– Хорошо, Вик, ты победил. Я сдаюсь. Я в твоей власти, Вик. Я вся твоя.
Ночь прошла в старательном сладострастии – однако оно не принесло богу войны ни радости, ни успокоения. Он даже испытал облегчение, когда воструха возникла в изголовье их ложа и известила, что его ждут в тронной палате.
