Хозяйка Вологды о чем-то задумалась, опустив взгляд. Но вдруг резко спохватилась, подняла голову, продолжила:
– Одним из сих изначальных народов являются русалки. Странны они тем, что чародейством и бессмертием в этом племени владеют только женщины. Для продолжения рода своего сии водяные ведьмы совокупляются с мужами, на берегах рек и озер случайно оказавшимися. Далее уж как повезет. С иными они поиграются да отпускают. К иным прикипают намертво и не оставляют вниманием своим до конца жизни, живут постоянно рядом, а то и в дом проникают, соперниц всех возможных изводят до смерти. Иных мужчин к себе, на дно утягивают. Умотают до беспамятства полного да в омуты темные и заберут. Там с молодцем тешатся, чарами жизнь в теле утопшем поддерживая. Главной же слабостью русалок являются гребни. Ни добра, ни дома свого у них не имеется, однако волосы пышны. Гребни завсегда их единственная радость и имущество. За гребешок хороший они и желание любое исполнить могут, и судьбу с молодцем связать. И отдадутся, и приласкают. А как жертва обмякнет, силы все в поединке любовном растратив, так ее вместе с украшением и прибирают. На твой гребень заклятие призывное наложено, дабы уж точно не упустили. Кто-то сильный и умелый, обладающий древним колдовским даром, зело хотел тебя, воин, игрушкой русалочьей сделать.
– Охренеть! – ударил ладонью о ладонь храбрый Один. – Выходит, пока я думал, что всех их лихо насилую, на самом деле это они меня по полной программе пользовали? Вот так попадалово! И что теперь?
– Если кто-то из них от тебя понесет, ребенок с великими способностями родится, – ответила богиня. – Девочек русалки себе оставляют, мальчиков отцу подбрасывают. Увидишь будущим летом у себя на пороге люльку с младенцем – не удивляйся. Это он и есть.
– Засада… – почесал подбородок Викентий. – Впрочем, есть надежда, что до лета я не доживу. Что там со скифами, великая богиня?
– Я повелела все ладьи, в поход восточный приготовленные, со всем снаряжением через Славянский волок на Шексну провести. Туда же и охотники сбираются, готовые под рукой твоей с детьми змееногой Табити сразиться. Ты можешь направиться туда хоть сейчас и выступить сразу, как только примешь воеводство.
– Хотелось бы поговорить с участниками сражения, премудрая Макошь. Уяснить тактику противника, узнать подробности об оружии скифов. Чего они хотели, чего требовали?
– Светлана, найди беженцев и пришли их в покои храброго Одина, – распорядилась хозяйка города. – Полагаю, воин, отправиться на Шексну сегодня ты не предполагаешь?
– Выступлю завтра на рассвете, великая богиня.
Великая Макошь сурово помолчала, всем своим видом выражая недовольство. Но вслух ничего осуждающего не произнесла.
– Да будет так! – кивнула она. – Я передам сварожичам твой приказ готовиться к отплытию на рассвете.
Светлана и Викентий одновременно приложили ладонь к сердцу и отвели ее вниз, выражая свое уважение, и вместе вышли из зала. Поднялись наверх.
– Весар, ты мне нужен! – громко позвала светлая богиня.
Дверь в светелку бога войны открылась, в коридор, прихрамывая, вышел паренек. Радостно охнул:
– Великий Один!
– Весар, дружище!
– А ну, не тронь! – рявкнула Светлана. – Не вздумай его обнять! У него после медведя ребра еще не срослись.
– Кто здесь? – выглянула из своей комнатки Валентина и тут же вылетела с радостным визгом: – Вик вернулся!
Девица запрыгнула на молодого человека. Тот тоже усмехнулся, погладил ее по голове:
– Здравствуй, любимая! Ты даже не представляешь, как я по тебе соскучился!
Светлана воздела глаза к потолку, сплюнула в сторону и кивнула Весару на лестницу, зовя его за собой. А девушку Викентий занес в свою светелку и прикрыл дверь. Валентина стала его целовать, но молодой человек положил палец ей на губы:
– Подожди ночи, милая. Ко мне должны прийти люди.
– Какие вы тут все деловые! – откатилась чуть в сторону девушка. – Смотреть противно. К дикарям провалились и суперменов из себя корчите. А тут везде тоска смертная! И дубак еще постоянно, не согреться. Все время в шкуры заворачиваться приходится. Светка вон в мехах ходит. А я до сих пор в одной маечке слоняюсь. Скоро расползется вся, будет вам стриптиз бесплатный.
– Так попросила бы у светлой хотя бы плащ.
– Не хочу унижаться.
– Ладно, тогда я спрошу, – пожалел бедолагу Викентий.
В этот момент дверь приоткрылась, внутрь заглянул низкий старичок с тощей седой бородкой, к тому же заплетенной в косицу, и в заячьем тулупе.
– Дозволь зайти, великий?
– А ты еще кто, старче?! – поинтересовалась девушка.
– Тарабаня, пастух унорский.
– Это который от скифов ушел? – присел на постели Викентий. – Заходи, рассказывай.
– Дык, это… – нервно пропустил бородку между пальцами старик. – Чего сказывать-то?
– С какого момента скифов первый раз увидел, с него и рассказывай, – поджал под себя ноги бог войны. – И поподробнее.
– Ну, это… – почесав в затылке, начал Тарабаня. – Вязку жердей я в город, стало быть, привез. Разгрузил да обратно тронулся. За день оно, стало быть, раза три, а то и четыре обернуться обычно получается. Веду, стало быть, сохатого свого и вдруг крики слышу, ржание, вой всякий. Ужасти просто. Оглянулся, а там они несутся. На лошадях верхом да с луков во все стороны стрелы мечут. Не жалея, без счета. Откуда у них стрел столько, не пойму? Они ведь в степи живут, у них и деревьев-то не растет!
– Много их было?
– Много, великий, много! Просто не счесть! Мыслю, не меньше сотни воинов. А может статься, и больше. Я так мыслю, бечевником они прошли и коней своих в поводу вдоль реки провели. Как до наволока прокрались, так в седла запрыгнули, луки схватили и понеслись! Во все, что токмо видели, в то и стреляли. В людей, в лосей, в город. Ну, я, стало быть, ноги в руки и побег. Ну и сохатого своего, понятно, увел. Добежал до леса, за деревья подальше, там затаился. Пастухов прочих упредил, лосей мы собрали да в схрон повели. Тревогу подняли. Ну и за скифами, понятно, посматривали. Степняки к тому моменту многих уже побили. Ох, многих… И лосей изрядно положили.
– Много – это сколько? – опять уточнил бог войны.
– Пятерых, наверное, великий! Иных и вовсе насмерть. Да лосей столько же. Так вот, стало быть… Иные вьюки с дровами были да с хворостом. Из них скифы поганые костер огромный сложили да от огня своего запалили. Степняки – они ведь только свое пламя признают, священное, что от храма девы зажигают. Они, стало быть, зажгли. А сварожичи врата распахнули да на них накинулись. Ну, чтобы потушить, не дать разгореться. И бысть битва зла и люта, каждый воин славного народа за десятерых дрался. Да токмо наших мужей в городе и трех десятков не насчитать, степняков же без счета явилось. Одолели вороги, едва во врата не ворвались. Закрывать их спешно пришлось. И пред чужими, и пред своими. Пропали многие.
