Он наверняка знал… а сейчас, когда в Городе все так быстро меняется, наверное, уйдут и другие. Антроидов больше нет, мистера Сайкса – тоже, и мертвые ангелы растворились в неизвестности, в которой, по убеждению Элмайры, растут розы. Зачем мы теперь нужны?
– Пойдемте, ребята. Холодает.
Мы направляемся к выходу с кладбища – Элмайра, взявшая под руку Хана, чуть впереди, мы с Дэрилом за ними. Я поворачиваюсь к понурому Грину и тихо спрашиваю:
– Что Вэнди написала тебе?
– Несколько строк о том, что она всегда будет меня любить и что просит прощения. Хотя не понимаю, за что извиняться передо мной, это ведь вас они чуть не убили…
– Вэнди… не так виновата. В этом был смысл.
Дэрил смотрит на меня, качая головой:
– Все-таки вы фрики, ребята. А… не хочешь со мной в бар?
От такого перехода хочется дать ему хорошую затрещину, но я сдерживаюсь. В конце концов, у Дэрила своя защитная реакция – быстро переключаться с темы на тему, какими бы неприятными они ни были. Не мне его судить.
– Надеюсь, у меня сегодня будет свидание. Но не с тобой.
– Эшри…
– Что?
– Когда-то ты казалась мне настолько особенной, что в какой-то момент мне захотелось, чтобы ты стала обычной. Я… жалею. Прости.
Я оборачиваюсь. Среди серых плит еще желтеют фонарики тюльпанов. Затем я улыбаюсь снова, посмотрев своему прошлому в глаза.
– Простила. Но девчонка, которая пошла бы с тобой на свидание в любое время, умерла. Она… пожалуй, была более особенной, чем я.
Это, наверное, жестоко. Но это заслуженно. Мне жаль Вэнди, и какая-то часть меня винит Дэрила в том, что он не утянул ее за собой. Дальше от доброго гризли. Ближе к созвездию Цепных Псов.
– Увидимся.
Ускорив шаг, он обгоняет нас. Дэрил выходит через ворота, садится на свой мотоцикл и скрывается – так быстро, что никто не успевает ничего сказать. Хан поднимает воротник повыше.
– Напьется.
Элмайра застегивает куртку и поеживается от холода:
– Пускай… это иногда не худший вариант, если, конечно, он не расшибет башку.
Пират обнимает ее за плечи и вдруг подмигивает мне:
– Орленок, замерзла? Иди ко мне.
Я предпочла бы, чтобы меня грел кто-то другой. Но я рада, что эти двое не забыли обо мне, что мы снова вместе и более того – впервые за долгое время получили общий отгул. Хан обнимает меня второй рукой, и мы идем – как большое чудище с тремя разноцветными головами – рыжей, темно-фиолетовой и бритой.
– Вуги не хватает. Львовский мог бы отменить патрулирование. По-моему, все настолько под впечатлением от «Лебединого озера», что преступлений не совершат еще долго.
Подняв голову, Хан смотрит в небо.
– Зато все скоро расползутся. Как тараканы. Представляете, сколько неизвестного на этой планете? И нтересно… какое название ей дадут?
– Хатхе. «Маленькая сестра».
Я произношу это машинально и тут же ловлю на себе два удивленных взгляда.
– Чего?
Они так и не поняли, из-за кого мы столько лет жили в темноте. Наверное, уже не стоит об этом вспоминать. В каком-то смысле это тоже… как выпустить кишки. Причем тому, кому я их выпускать совсем не собираюсь, на него у меня другие планы. Поэтому я пожимаю плечами:
– Кто-то говорил.
Дальше мы идем молча – по знакомым местам.
Парк, где мы гуляли несколько дней назад.
Частная школа, которую закончила Кики.
Любимый ресторанчик Дэрила, тот самый, с кроликом в апельсиновом соусе.
Дальше сгоревшая библиотека, площадь с пустым пьедесталом и мэрия – сейчас она закрыта, заседания не проводятся. Все ждут, пока вернется Ван Глински.
Мы проходим мимо большого универсального магазина. Около госпиталя нас окликают:
– Всем цепным собачкам – к ноге!
Шеф в застегнутом на все пуговицы темном плаще стоит в нескольких шагах, спрятав руки в карманы. На его волосах блестят снежинки, в холодных глазах отражается солнце. Он улыбается нам, а его взгляд лукавый, изучающий. Элмайра улыбается так же и, отделившись от нас, подходит ближе. Задирает голову к окнам.
– Я у него сегодня была. Даже розы притащила, хотя он терпеть не может цветы… ну и апельсины. Знаю, это банально. Джей говорил, что тоже зайдет, и они в очередной раз попытаются расставить точки над всеми нужными буквами.
– Разумно. – Шеф, прищурившись, тоже смотрит вверх. – Теперь в Городе все поменяется.
– А давно вы тут?
– Минут десять.
– Ждете?
– Да.
– Долго еще?
Львовский бросает беглый взгляд на наши с Ханом удивленные лица, снова смотрит на Элм и качает головой:
– Думаю, сейчас.
– Пять.
– Четыре.
– Три.
– Два.
– Один.
Окно на четвертом этаже распахивается. Там кто-то мелькает, а затем вниз начинает падать белый лист. Ветер кружит его. Окно закрывается.
Шеф и Элм смеются и хлопают друг друга по ладоням. Этот молодежный жест так нехарактерен для Львовского. Ветер доносит упавшую бумажку, шеф ловит ее, некоторое время рассматривает и выпускает.
– И что это было? – Хан с мрачным видом смотрит то на него, то на Элм.
– Подписанный шесть дней назад приказ о ликвидации Отдела и нашем расстреле.
Шесть дней назад… сразу после скандала в ресторане? Я невольно сжимаю кулаки:
– Инициатива, разумеется, Вана, мать его, Глински?
Элм подходит ко мне и, продолжая улыбаться, поправляет шарф:
– Его можно понять. Он не знал. И спасибо Джею, что у него хватило смелости обломать рога «ближней шестерке». Впрочем… – она снова быстро смотрит на здание госпиталя, – я всегда знала, что он сможет.
Пожав плечами, я улыбаюсь в ответ:
– Даже не хочу знать, что у вас всех за тайны.
– И это чудесно! – Шеф потирает замерзшие руки. – Как насчет пойти и выпить какао в какой-нибудь из кофеен мистера Сайкса? Барышень я даже угощу.
Элм тут же жизнерадостно кивает и хватает его под локоть, Хан, скорчив кислую рожу, сам берет ее за другую руку. Они выжидательно смотрят на меня, но я качаю головой:
– Мне не хочется сладкого.
– Тогда мне двойную порцию! – тут же требует Элм. – Хм… Огонечек, а ты не заболела?
Львовский, видимо, пытается понять, что это со мной случилось. Можно подумать, не он гонял меня на семикилометровые пробежки, заставляя отрабатывать съеденные конфеты. Шеф хмурится.
