– Да, наверное, это называется так. Плата символическая: забвение. Ни привязанностей, ни боли, ни вкуса вот этого алкоголя. Если Отдел исчезнет, я уйду. Это похоже на своеобразную… эвтаназию.
Исчезнет? Интересно, я одна понимаю, что за «если Отдел исчезнет» скрывается «если вас перебьют»? Наверное, нет. Элмайра тянется к призраку и ерошит ему волосы:
– Хватит пороть чушь. Ты спятил? Неприятностей, которые надо разгребать, хватит еще лет на пятьдесят! И… – Она осекается. Хмурится. – Вуги, не смей. Мы пока не нашли все твои ловушки в доме.
– Серьезно, – я присоединяюсь к подруге, – выше нос, Вуги! Мы всегда будем рядом. Если ты будешь с нами.
Призрак благодарно кивает. Жаль, я не знаю, верит он нам или нет. И верю ли я себе. После Лютера стало ясно, что в нашем случае обещания крайне зыбки.
– А вообще-то я не понимаю Дмитрия. – Хан отставляет в сторону банку с выпивкой. – И эти его правила. Не ссориться. Выручать. Присматривать друг за другом, точно няньки. На моем корабле все было не так.
– Что в этом плохого? – Элм пристально вглядывается в его лицо.
– Это чушь. На тебя наседают сразу шестеро антроидов, а ты должен еще и следить, что делает твой напарник. Кретин типа Грина. Я никогда не был способен на такое.
– Даже ради меня?
– Ты знаешь.
И я знаю. Они ведь почти всегда стоят в двойках вместе.
– Дурень.
Элм отворачивается с улыбкой. Она видит, что я, лежа на траве, наблюдаю за ними, хочет сказать что-то, но, внезапно передумав, откидывается назад и прислоняется затылком к плечу Хана.
– Ты любишь меня?
– А это точно то, что тебе от меня надо?
И они громко смеются. Ветер усиливается.
Повисает молчание, нарушаемое только мягким шелестом вереска и плеском воды где-то внизу. Вуги закрывает глаза: он словно заснул, застыв в воздухе. Призрак стал почти бесплотным – сквозь тело просматриваются темнеющий лес и далекая темнота. Будто… его нет. Вообще. И я ненавижу, когда он так делает, мне сразу хочется чем-нибудь в него бросить. Потому что тогда волей-неволей мы перестаем существовать вместе с ним.
* * *
На набережной нет ни одного человека. Ушел даже Художник, хотя иногда он проводит здесь часы напролет, а ведь еще довольно рано. Рано, даже несмотря на то, что в Городе быстро смеркается. В половине шестого люди еще ходят, на дорогах даже бывают пробки. Сейчас же… абсолютная пустота.
Пустота встретила нас на пристани, где оказались на месте все лодки.
Пустота в прибрежных закусочных.
Пустота в тусклом ряду магазинчиков: виднеются таблички – «закрыто» и «closed» вперемежку.
Та же пустота и в переулке, куда мы сворачиваем: свет горит лишь в двух-трех квартирах на самом верху. Ни звука радио из приоткрытых окон. Ни одного велосипеда и ни одной машины, которые обычно паркуются где ни попадя. Ничего живого. А еще… небо не успело потемнеть, но стоит задрать голову, и накатывает странное ощущение.
Тьма предельна.
Гребаный Коридор. Он приблизился. Он навис над нами и внимательно наблюдает.
Будто мы последние, кого он еще не сожрал.
– Спят все, что ли? – Вуги недоуменно оглядывает громады многоэтажек, потом тоже задирает голову. – Как-то… жутковато.
От него особенно приятно услышать что-то подобное, особенно учитывая, что он опять прозрачный. Экономит силы, мало ли что. Элмайра, подхватив Хана под руку, решительно прибавляет шагу.
– Думаю, по дороге встретим кого-нибудь. Андерлейк – шумный район. Хотя бы толпу студентов, они должны идти в бар или в кино. Сегодня крутят «Неуловимых мстителей», а ночью «Невесту Дракулы».
Один переулок, другой, третий. Пусто. Ни студентов, ни детей, ни даже дворников или бродяг. Закрыты бары, аптеки, гастрономы. Во дворике, где мы видели Белого Билли, тоже никого, только поскрипывают старые качели. Два поворота, еще два проулка – и впереди уже возвышается здание библиотеки № 6, с широкой колоннадой и красивыми женскими ликами под самой крышей. Не горит ни одно окно.
– Черт! Он что, ушел? – Элм тихо шипит от злости, собираясь ударить по ступеньке крыльца. – Я вообще думала, он тут ночует!
Я поднимаюсь по лестнице и нажимаю на дверную ручку:
– Открыто. Возможно, он только собирается. Запирает фонды, проверяет, выключен ли свет или…
– Зайдем.
Хан оттесняет меня плечом и исчезает в коридоре. Через несколько секунд я слышу его недовольный возглас: кажется, он столкнулся со шкафом. Хан плохо видит в темноте, намного хуже, чем люди. Пожалуй, лучше пойти за ним, пока он не разнес что-нибудь, за что мы потом не расплатимся.
Вуги просачивается прямо сквозь стену, мы с Элм переступаем через порог. Вокруг кромешная темнота, лишь фигура призрака излучает совсем слабое свечение. И разумеется, никто из нас не взял с собой фонарик.
Щелчком я зажигаю на пальце маленький огонек, рядом тут же словно вспыхивает лампочка: Элмайра держит в руках свою «волшебную палочку», на кончике которой подрагивает желтое пламя, – сначала оно совсем блеклое, но постепенно становится все ярче.
В детстве Элм колдовала без палочки. Мысль завести что-то подобное появилась у нее, когда мы стали читать легенды. Все тот же король Артур, бок о бок с ним – мудрый Мерлин в колпаке. Нигде в легендах вроде бы не упоминалась никакая палочка, но на паре картинок она была. Недолго думая, Элм украла чью-то указку и стала моим Мерлином. Она говорила, так даже проще – использовать «проводник». С тех пор она с ней не расстается, даже сейчас, когда мы выросли. Мечте Вуги расщепить палочку и исследовать на предмет наличия магического заряда вряд ли суждено сбыться.
Мы вчетвером идем по коридору из книжных шкафов. Оглядываемся. Прислушиваемся. То и дело останавливаемся и стараемся держаться друг к другу ближе.
– Мистер Сильверстоун! – в который раз окликаю я, но Хан раздраженно машет рукой:
– Тут никого нет. Попробуем завтра утром, или позвоним, или…
И тут Элмайра останавливается как вкопанная. Пальцы с длинными острыми ногтями сжимают мое плечо.
– Черт!
Перед нами на паркете лежит человек. Судя по росту и седине, – тот, кого мы искали. Рядом поблескивают осколки разбитой бутылки и маленькое белое блюдце с синей каймой. В стороне валяется курительная трубка. Элмайра поддевает ее ногой, пинает и нервно хмыкает:
– Ну уж нет. Слишком напоминает дешевый детектив. Убийца – дворецкий?
Никто не отвечает ей. Мы будто окаменели, а темнота словно подступила к нам ближе. Первой очнулась я.
– Мистер Сильверстоун? – Я наклоняюсь и щупаю пульс. – Вы… себя плохо чувствуете?
– Орленок. – У Элм слегка дрожит голос. Она тоже подходит поближе, поводит палочкой вниз, и я невольно жмурюсь. – Не думаю, что человеку, у которого из головы торчит топор, поможет врач.
