Один.
Еще один.
И еще.
Подошва без каблука, поступь спокойная.
Снова шаг.
– Орленок, как ты? Вставай, все… закончилось.
Голос Элмайры звучит совсем близко. Я открываю глаза. Подруга, сидя на корточках, протягивает ко мне руку. Джинсы на ней грязные, куртка висит клочьями, в волосах запеклась кровь. Белые фигуры дроидов раскиданы вокруг нас на земле, словно во время какого-то ритуала. Деактивированы. Даже не обуглены. Как…
– Ну же, Эш. Ты… можешь говорить?
Железный лист, покореженный и согнутый пополам, валяется на асфальте. Люди покидают площадь, бросая оставшиеся транспаранты и испуганно оглядываясь. Военные уже вызывают спасателей. Солдаты передвигаются вяло, с трудом, точно контуженные. Невольно подмечаю: у большинства из них одурелый вид, как и у меня. А некоторых даже приводят в чувство товарищи.
– Элм… Что случилось? – Я сажусь, пытаясь сфокусировать взгляд, и с отвращением вытираю о штаны окровавленные руки. – Мы… не умерли?
Подруга молчит, потирая ушибленное запястье и глядя за мою спину. Ее взгляд становится напряженным. Она словно забыла обо мне.
– Вообще-то мы справились бы и сами.
Это говорит Кики: она совсем рядом; полуразвернувшись и привстав, смотрит туда же. Девочку колотит, волосы тоже слиплись от крови, на милом личике застыл страх. Элм механически кивает, будто поддакивая. Голос, мягко отвечающий ей, я узнаю сразу:
– Не сомневаюсь. Но эта штука оказалась быстрее.
И я наконец оборачиваюсь, чтобы убедиться наверняка.
Навстречу, подбрасывая что-то на ладони, идет Джейсон Гамильтон. Джей, как зовут его все в городе.
Нынешний глава партии Свободы.
Наш настоящий босс.
Буревестник с Юга
– Жаль, мои ученые пока не придумали иной способ концентрирования энергии: ее хватает лишь на один выброс.
В смуглой ладони мелькает маленький белый шар с голубоватым ободком заряда: искра на несколько секунд ярко вспыхивает и пропадает внутри. Гамильтон бросает крошечное оружие на асфальт, словно шарик жвачки из автомата, и прибавляет шагу.
– Все целы?
Но мы не успеваем ответить. Никто из нас.
– Ты…
Тихое слово действует лучше затрещины или обезболивающего: я мгновенно собираюсь. Голос Вана Глински звучит ровно, даже слишком. Я не вижу гнева и на его лице, но замечаю, как сужаются зрачки. Кажется, будто я чувствую странный железный запах – запах самого настоящего бешенства.
Гамильтон подходит ближе. Переступает уничтоженных роботов и трупы и протягивает «единоличнику», который тоже еще не встал с асфальта, руку. Взгляд – прямой. Никаких лишних эмоций.
– Я, Ван. Кто-то же должен.
Я знаю, что ему не стоило этого говорить. Вряд ли вообще есть человек, который мог бы безнаказанно сказать подобное Вану Глински. Но глава «свободных» редко задумывается о таких вещах, как формальная вежливость. Я поняла это, увидев его впервые.
У него разные, как у дворового кота, глаза: левый карий, правый голубой.
Густые светлые волосы, вечно взлохмаченные, но ухоженные так, что он мог бы рекламировать шампунь.
Часто кривящиеся в усмешке губы и ровный оскал белых зубов.
Одевается он совсем не так, как, по представлениям большинства, должен одеваться политик: обычно мы видим «свободного» в расстегнутой кожаной куртке, светлой рубашке, поношенных джинсах и высоких армейских ботинках. В крайнем случае он в форме, но без нашивок.
Даже очки, надеваемые во время выступлений, не делают его правильным. Гамильтон… довольно странный персонаж для места, которое он занимает.
Прямой. Абсурдный. Выделяющийся.
У него нет роскошного дома. Нет машины. Ничего, что было у предыдущего лидера «свободных» и есть у каждой третьей шестерки «единоличников». У Джея Гамильтона вид недалекого мальчишки с Юга, помеси ковбоя и игрушечного солдатика… но он не мальчишка. Вместо авто и особняка у него кодекс чести – целиком и полностью свой.
Два года у власти не прошли даром: партия уменьшилась в численности, слетело с плеч немало голов, зато деньги, которые выделяются мэром из бюджета, теперь действительно идут на лаборатории и учреждения, отвечающие за безопасность Города. И на нас, его последнее детище. «Цепных собачек», «боевую свору», как говорят шавки Вана Глински. Говорят, повторяя за ним самим.
Да, Ван Глински ненавидит этого отчаянного психопата даже больше, чем нас. Нами он может хотя бы частично управлять, аргументируя это своими полномочиями. Что же касается нашего босса… Он сам себе хозяин. Своей невидимой свободе, которую пытается подарить Городу. Но не слишком удачно.
– Что ты здесь забыл?
Глински, игнорируя протянутую руку, поднимается с асфальта. Его разбитое лицо непроницаемо, и именно это заставляет Хана сделать маленький шаг. Просто потому, что в кобуре у Вана Глински, как и всегда, лежит пистолет.
Если он выстрелит в упор или просто проломит Гамильтону череп прикладом, мы даже не докажем, что это сделал он. Куча военных вокруг назовет убийцей того из нас, на кого «единоличник» покажет своим явно некогда переломанным, длинным, кривым пальцем. Они поддержат того, кто командовал ими на протяжении многих лет, – а он руководил Департаментом Безопасности, все об этом знают. Он остается во главе армии даже теперь, когда сам спорол погоны со своей формы. А такая власть – власть без должности, подкрепленная только верностью, – опаснее всего.
– Что случилось?
Глински резко хватает его за ворот куртки и пару раз сильно встряхивает. Он вполне мог бы оторвать противника от земли, не упрись ему в подбородок пистолет. Гамильтон усмехается, не опуская глаз, но убирает оружие, едва «единоличник» разжимает руки.
– Вот так. А теперь еще раз: что произошло?
– Это ты спрашиваешь? Ты настроил людей?
Он все еще дышит хрипло, часто, со странным болезненным присвистом. Но в целом уже справился с собой: оба вопроса заданы без крика. Гамильтон задерживается взглядом на длинной ссадине на его широком лбу, затем хмурится и поднимает бровь:
– Настроил… на что?
Он смотрит все так же прямо. Без вызова, с искренним беспокойством. «Единоличник» вдруг расцветает в кривой злобной ухмылке.
– На что…
Он подбирает винтовку, вешает обратно за спину и засовывает изуродованные шрамами руки в карманы. Затем он наклоняется – а ростом он выше Гамильтона почти на голову. Бросив взгляд на валяющийся неподалеку транспарант с надписью «За свободу!», он сладким голосом предлагает:
– Попробуй включить мозги, деревенщина. И объяснить, как ты нашел нас, если не знаешь, зачем искал.
