– Окей. Господин Бэрроу держит его не просто так. Но раз уж он такой крутой, бывший военный, самый авторитетный тип среди солдат, то как же его задача защищать людей? Если ты не заметил, вчера он справился с ней не очень хорошо.
Глаза Джона опять мерцают алым. Он разозлился? Может, и не зря нас с ним почти не ставят в боевые двойки…
– Глински не обязан расплачиваться за нерасторопность министров. За то, что оружие медленно разрабатывают. За то, что солдат перестали нормально тренировать. И ты кое-что перепутала, Эшри. Защищать людей – наша работа. И мы тоже с ней вчера не справились.
Его голос звучит спокойно. Хотя лучше бы он был раздражен или даже зол. Не было бы так погано это слышать.
– Джон…
К горлу подкатывает комок. Наверно, стоит что-то ответить, но я не могу; впрочем, я никогда не могла огрызаться на Джона. Сжавшись на сидении и не глядя на замелькавшие за окном постройки, я потерянно бормочу:
– Мы делали, что могли.
– Он тоже. Иначе его солдаты открыли бы огонь до вашего прихода.
– Но…
Впереди появляется огромный силуэт дома с ярко освещенными окнами. Распахиваются сами собой тяжелые кованые ворота. Я успеваю прочесть витые буквы на английском языке.
«Солнечная сторона».
– Приехали. – Джон останавливает машину. – Вылезай, Эш.
До моих ушей доносится звон маленьких колокольчиков, подвешенных над крыльцом. Анна ждет, стоя на верхней ступеньке. В руках она держит керосиновую лампу, в которой теплится золотистый огонек. Анна улыбается, сбегает с крыльца и одной рукой обнимает брата, кладет голову ему на плечо. Я слышу, как она что-то говорит на непонятном мне языке, а Джон отвечает. Потом он смотрит на меня и говорит уже нормально:
– Помнишь Эшри?
– Да, конечно! – Анна подходит ко мне. – Ваш рыжий огонек…
Она улыбается еще шире, окидывая меня с головы до ног критическим взглядом:
– Хорошо выглядишь.
Голос у нее грудной и такой же глуховатый, как у Джона. В нем всегда звучат эти мягкие успокаивающие нотки. Я по-прежнему думаю обо всем, что сказал Айрин, и поэтому, наверное, вид у меня хмурый.
– Замерзла? И дем в дом. Джон, затащишь огородную штуку в амбар?
– Есть, моя госпожа. – Он улыбается, изображая поклон.
Надо же, только мы пересекли границу фермы, как в нем будто что-то изменилось. Он стал еще спокойнее и… неужели хотя бы иногда он шутит? Определенно, последние дни богаты открытиями.
В доме темно и пахнет яблоками. Покачивая керосинкой, Анна идет по коридору, а я следую за ней. Некберранка останавливается перед дверью со вставкой из цветных стеклышек – они переливаются и сияют, намекая, что в комнате пока еще не спят.
– Вот вешалка.
Я отряхиваю волосы от снега и цепляю свою куртку на крючок, а Анна тихонько открывает дверь.
Уютное помещение, обитое светлым деревом: большой очаг, веревочные плетеные занавески на окнах, покрытый голубоватым линолеумом пол. Огромный холодильник, возвышающийся сбоку от меня, деловито урчит. За столом широкоплечий молодой мужчина в очках набирает что-то на маленькой печатной машинке. Увидев нас, он поднимает взгляд от листа и улыбается:
– Здравствуйте…
– Эшри, – подсказываю я, разглядывая его. – Здравствуйте, Кларк.
Это и есть муж Анны? Да, с лидером «свободных» у него общая только фамилия. Волосы у Кларка черные, лицо – добродушное, открытое, спокойное, с широковатым выступающим подбородком. За стеклами очков видны зеленые глаза. Его невозможно представить с пистолетом или нейтрализатором дроидов. Насколько я помню по рассказам Анны, Кларк – журналист, он пишет для «Харперсон Викли». И это единственное, что я о нем знала до сегодняшнего вечера.
– Что пишешь? – Анна садится рядом и указывает мне на стул напротив.
– Я? – Кларк рассеянно бросает взгляд на лист. – Скандальную статейку про последнюю кинопремию. Эшри, хотите чаю? Пирог с вишней на столе, мама испекла.
Я и правда проголодалась. Анна наливает мне чай, Кларк снова начинает выстукивать на клавишах. А я не могу не спросить:
– А про то, что вчера случилось, будете писать? Про бойню на площади? Там пострадал ваш брат.
Анна слишком резко ставит чайник на стол. Кларк смотрит на меня в упор.
– Мой… брат?
– Джей Гамильтон.
На губах журналиста появляется прохладная улыбка.
– У моего отца нет детей, кроме меня, Эшри. Давно уже. К тому же, к счастью, я веду светскую колонку. – Он поворачивается к жене: – Поработаю в комнате. Не буду вам мешать. Спокойной ночи.
Короткий сухой поцелуй в щеку. Дверь закрывается. Анна снова садится напротив меня, подпирает кулаками подбородок. В ее взгляде нет ни капли осуждения, но я все равно чувствую себя не в своей тарелке. Повела себя как дура, как всегда ляпнула. Я подношу к губам чашку, вдыхаю нежный мятный запах. Черт… Неужели я не могла догадаться, что если сам «свободный» не распространяется о родных, да и Джон не был настроен рассказывать мне подробности, значит, что-то в семье…
…не так.
– Мы не говорим о Джее Гамильтоне, – подтверждает мои мысли Анна и протягивает мне блюдо с пирогом. – Но не переживай.
– Почему не говорите?
– Эшри, а зачем тебе это?
– Я…
Действительно, зачем? Мне нет дела до «свободного». Он мне никто. Да и кое-что наверняка знает Элмайра. Если подождать, пока она напьется…
– Извини, Анна. – Я откусываю кусок пирога. Лучше поскорее сменить тему. – М-м-м, обалденно.
Она заправляет волосы за ухо и вдруг смущенно опускает глаза:
– Ох. Я ведь не подумала… Джей Гамильтон – ваш босс, и, конечно же, ты…
Я делаю еще один глоток и всматриваюсь в лицо некберранки:
– Я интересуюсь не потому, что он платит мне. Но если что, я не считаю его плохим.
– Что ты, что ты… я тоже. Да и моя семья, наверное, понимает, что… в общем, не бери в голову. Из-за того, что ты работаешь на него, никто здесь не будет относиться к тебе хуже.
– Тогда забудем.
Я улыбаюсь и снова принимаюсь за пирог. Анна не присоединяется, а просто подливает себе чаю и бросает взгляд в окно. Барабанит пальцами по столу – явно задумалась. Я снова обращаюсь к ней после некоторой паузы:
– Извини, если что не так. За эти два дня я изрядно вымоталась. И Гамильтон с Глински постоянно у меня на пути. Мне кажется, об их нелегких взаимоотношениях я знаю больше, чем любой самый голодный до сенсаций журналист.
Анна поднимается из-за стола и подходит ко мне. Она становится за моей спиной и кладет ладони мне на плечи.
