Парень поговорил с кем-то по мобильному и через некоторое время явился к ним маленького роста парнишка с зализанными волосами и бегающими глазками.
– Сашка! – ахнула Вера, узнав соседа. – Так это ты тут с ними ошиваешься?
– Давай не базарь тут! – бросил Сашка. – Жирный сказал – если за Юрку пришла просить, то дохлый номер, раз задолжал – надо платить. И нечего тут истерики устраивать! А если чего передать, то можешь через меня!
– Ах ты, мерзавец! – вскипела Вера. – У тебя мать вторую неделю в реанимации помирает, а ты тут отираешься! И ни разу в больницу не пришел, подонок этакий! Скажи Жирному, – обратилась она к парню на входе, – что я деньги принесла. Но этому подонку не то что такую сумму – рубля не доверю!
– Что, правда мать помирает? – полюбопытствовал парень.
– А твое какое дело! – рявкнул Сашка и ушел.
Через некоторое время Веру пропустили внутрь. Она прошла длинное помещение со столами, потом небольшой полутемный бар, потом вошла в маленькую комнатку, которая, надо полагать, служила Жирному кабинетом.
За столом сидел человек лет тридцати, ужасно худой, отсюда и кличка. Длинные жидкие волосы были заложены за уши, глаза глядели пусто и холодно.
Вера села и достала из сумочки деньги.
– Просьба у меня к вам, – начала она, – чтобы Юрка не узнал, что я деньги отдала. Ну, хотя бы дня два. Вы своих пошлите позвонить там или как вы его пугаете… Бить только не надо.
– Думаете, снова играть не пойдет? – усмехнулся Жирный одними губами. – Ну да ладно, матери пойду навстречу.
Освободившись от денег, Вера приободрилась и пошла домой. Там все было по-прежнему. Юрка валялся на диване в своей комнате и слушал музыку. Щека у него распухла, так что нос казался свернутым на сторону. Увидев заглянувшую мать, он демонстративно застонал. Вера закрыла дверь и прошла на кухню.
На столе валялись хлебные корки и огрызки яблок. Раковина была завалена грязной посудой. В тарелках засыхали недоеденная картошка, жирные потеки и томатный соус. Мухи облепили пустую банку сгущенки, еще одна, огромная и зеленая, кружилась по кухне, отвратительно жужжа.
– Нинка, зараза! – крикнула Вера. – Опять посуду не помыла!
– Тебе надо, ты и мой! – тотчас послышался ответ из комнаты. – У меня маникюр!
Вера открыла холодильник. Он был пуст, очевидно, неприятности не испортили ее детям аппетита.
– Опять жрать в доме нечего! – Дочка стояла в дверях при полном параде – раскрашенная, как индеец, в узеньких цветастых брючках и новой блузке. – Одну картошку трескаем! Хоть бы чего вкусненького купила!
Вера окинула глазом неприглядную кухню, закопченный потолок, загаженную жиром плиту, подошла ближе и схватила Нинку за волосы. Проволокла по кухне и стала тыкать носом в раковину. Посыпались грязные тарелки, Нинка визжала и пыталась вырваться, но у Веры были крепкие руки – еще бы, медсестра. Через некоторое время Нинка с трудом освободилась. Вера с удовлетворением оглядела испорченный макияж дочери, растрепанные жирные волосы и томатные разводы на блузке. Даже если такой воспитательный метод не принесет никакой пользы, она, по крайней мере, отвела душу.
– Ты что – сдурела? – Нинка тяжело дышала.
– Метод Макаренко, – усмехнулась Вера, – слыхала про такого?
И тут зазвонил телефон.
– Юра, это тебя! – мать постучала в дверь.
– Меня дома нету! – шептал Юрка страшным шепотом, но Вера уже протягивала ему трубку.
Он выслушал все, что ему сказали и откинулся на подушку, бледный до синевы.
– Они сказали – если завтра деньги не принесу – увезут меня куда-то и будут тебе по кусочкам присылать. Сначала – пальцы, потом – уши…
– Вряд ли им твои пальцы заменят пять тысяч долларов, – равнодушно заметила Вера.
– Что же делать? – он рвал на себе волосы. – Где взять денег?
– Негде, – согласилась Вера, – а ты когда играл, о чем думал?
– Я больше не буду… – заныл Юрка.
– Конечно, не будешь, – сказала Вера, – завтра они тебя схватят и убьют. Какая уж тут игра.
– Мам, они же и правда его убьют, – испуганно вякнула Нинка, выглядывая из ванной.
– Дай-ка мне трубку.
Вера закрылась в туалете и набрала номер своей подруги Анфисы.
– Слушай, тот мужик, Василий, что ли, он еще не уехал? Ну, помнишь, он мать еще свою из деревни в больницу привез, а мы у нее по очереди дежурили…
– А тебе зачем? – поинтересовалась Анфиса.
– Нужно. И не тяни, время дорого.
Выяснилось, что Василий с матерью как раз сегодня вечером намылились уезжать. Ночью, мол, пробок меньше, и гаишники не так свирепствуют. Опять же не жарко. Вера дозвонилась до Василия и быстро с ним договорилась.
Через некоторое время в их квартире появился огромный мужик с лопатообразными руками и в сапогах, размера не меньше сорок пятого.
– Ну, хлопче, – прогудел он Юрке, – собирайся, поедем в деревню. У меня хозяйство фермерское большое. Руки всегда нужны. Ты, я вижу, не слабосильный, вон какую морду наел, с физической работой справишься.
Вера молча собирала чемодан, Нинка застыла в прихожей с вытаращенными глазами.
– Мам, ты что это придумала? – вскричал Юрка.
– Езжай, там в глуши никто тебя не найдет. Не вздумай сбежать, сразу Жирному все станет известно! Доложат!
– Делать-то ты, я так понимаю, ничего не умеешь, – гудел Василий, – так первое время, конечно, навоз грести поставлю. Там ума много не надо! Потом, конечно, как себя покажешь, можно и на трактор пересадить.
– И долго мне там? – с тоской спросил Юрка.
– Пока пять тысяч баксов не заработаешь, – усмехнулась Вера.
– Ну, платить-то, конечно, много не смогу, – ввернул Василий, – но кормежка зато отличная, все свое, натуральное, никакой химии! А если надумаешь спереть чего или филонить станешь, то у меня разговор короткий: головой в кучу навоза – и стоишь, ногами болтаешь! Так что заранее предупреждаю и не советую!
На том и простились.
В этот раз пробуждение было тяжелым. Не открывая глаз, Лола прислушивалась к себе и звукам в комнате. В комнате было тихо. Не скрипели ничьи шаги, не пели птицы за окном, не слышалось ни гудков машин, ни людских голосов. Самой же Лоле было плохо. Болела голова, и глаза не хотели открываться, тело ломило, шея затекла от неудобного положения. Лола застонала и села, опершись на подушку. Потом с трудом разлепила глаза.
В комнате было еще и темно. Лола посидела немного, привыкая, и наконец стала различать в темноте очертания мебели. Судя по всему, она находилась все в той же совершенно чужой комнате, все на той же осточертевшей кровати. В голове у нее всплыло прошлое пробуждение, явление «свекрови» в шляпке, беседа со странным доктором с зовущими глазами.
