Вооружившись ланцетом, он аккуратно вспарывает платье на груди Анны. Ужас охватывает Рива, ужас от понимания того, что сейчас произойдет.
– Нет, – шепчет он, – нет, так нельзя. Это…
– Это шанс воскресить твою возлюбленную.
Поэт колеблется, глядя на сверкающее в лунном свете лезвие ланцета.
– Мы будем аккуратны. Сделаем только то, что необходимо. И Анна Либэлл снова будет с тобой. Навсегда.
Повинуясь странному наитию, Рив стремительным движением срывает платок с лица Вилкога. Увиденное сковывает его леденящей волной ужаса.
– Что ты? – произносит поэт, чувствуя, как отчаянно стучит его сердце. И вместе с ним, словно в унисон, стучит еще одно. Совсем рядом.
– Я – Амад Вилког. – Без платка щелкающий голос звучит еще более чуждо.
Нижняя половина лица сверкает сталью и бронзой. На месте рта – серебристая сетка, из щек выходят медные трубки, прячутся за воротником, фарфоровые кольца блестят в лунном свете, обозначая грань, где каучуковый шланг соединяется с живой гортанью. – Когда-то я был человеком. Инженером, посвятившим жизнь механике. Иные говорят, что от любви к машинам разум мой помутился. Но один я знаю правду: ко мне пришло Понимание. Понимание, что плоть несовершенна. Слаба. Механизм надежнее. Механизм подлежит ремонту, улучшению, переделке.
– И это ты уготовил Анне? Стать механической куклой?
– Нет. Иное. Совсем иное. Решайся.
– Зачем… зачем это тебе?
Вилког застывает. Взгляд его направлен куда-то вдаль, за пределы мраморных стен гробницы.
– Передо мной готова открыться величайшая из тайн. Тысячелетиями говорилось, что Бог познаваем сердцем, но не разумом. Это ложь. Я стою на пороге богоподобия. Я могу творить сам себя и в акте творения обрести власть над любой из материй этого мира, даже самой тонкой. И даже душа может быть податливой глиной в руках опытного гончара. Анна – лишь шаг к грядущему величию. К торжеству человеческого разума. К обращению его в разум Бога посредством научного совершенствования!
Рив снова смотрит на Анну. Слова Амада Вилкога для него – не более чем пустой звук, лепет безумца. Сомнения, как голодные черви, терзают его сердце. Страх и желание борются в нем, точно лед и пламень.
– Делай, что задумал, – наконец кивает он.
Рассвет над морем – игра серости и багрянца. Обрывки туч плывут, словно истлевший саван, вода черна, как обсидиан, и только белые пятна чаек среди волн нарушают ее монолитность.
Рив де Лиш сидит на прибрежном валуне, и прибой лижет носки его башмаков. Поэт держит в открытой ладони странный предмет – соединение хрома, стекла и плоти, причудливый сосуд, внутри которого можно угадать очертания чего-то небольшого, пульсирующего.
Глаза поэта закрыты, губы едва слышно шепчут, хотя рядом нет никого, кто бы слушал:
И всегда луч луны навевает мне сны
О пленительной Анне Либэлл;
И зажжется ль звезда, вижу очи всегда
Обольстительной Анны Либэлл.
Стеклянная сфера в его руках вдруг словно начинает светиться. Внутри нее, среди тонких механизмов, маховиков и пружин, становится различим главный предмет – человеческое сердце, едва заметно стучащее в такт тихим словам поэта. Изящный золотой ключ висит на тонкой цепочке на шее де Лиша. В наружном механизме сосуда видна скважина, идеально подходящая вычурной форме ключа. Поэт неподвижен. Он слышит голос – ее голос, который подхватывает его слова:
И в мерцанье ночей я все с ней, я все с ней,
С незабвенной – с невестой – с любовью моей,
Рядом с ней я на бреге вдали,
Среди скал у приморской земли.
Вдалеке, со стороны города, появляются два человека в мундирах и кожаных шлемах. Один из них указывает на поэта. В руках кожаноголовых короткие дубинки, обтянутые выбеленной кожей. Они устремляются в сторону де Лиша.
– Они пришли за тобой, – шепчет ему сердце Анны Либэлл.
– Пускай, – пожимает плечами поэт.
– А как же я? Ты позволишь им разлучить нас?
Эти слова заставляют Рива встрепенуться. Он переводит взгляд на лодку, спрятанную им среди камней.
– Куда мы поплывем? – спрашивает сердце.
– На восток, – поднимаясь, произносит поэт. – Навстречу солнцу. Поплывем, чтобы никогда больше не вернуться сюда.
Видя, что поэт намерен ускользнуть, кожаноголовые переходят на бег. Тщетно – лодка соскальзывает с камней и в несколько гребков оказывается уже недостижима. Беглец устанавливает мачту и поднимает парус. Остановившись у кромки воды, сержант достает пистолет и долго целится, прикрыв один глаз. Грохот выстрела заставляет чаек с испуганными криками подняться в небо.
Фигура, сидящая на корме, остается неподвижной. Заполненный ветром парус уносит лодку все дальше, навстречу взошедшему солнцу, чьи багровые лучи режут глаз.
– Может, уведомить морской патруль? – спрашивает второй кожаноголовый у сержанта.
Тот отрицательно мотает головой:
– Нет нужды. Я не промахнулся.
Полицейский с сомнением смотрит на него – попасть с такого расстояния можно было лишь благодаря удаче.
– Кто это был? – спрашивает он.
– Иностранец, – отвечает сержант, убирая оружие. – Поэт и пропойца. Осквернил могилу знатной особы.
– Всевышний! Какой демон толкнул его на такое?
Сержант молчит. Он простой человек, и вся эта история кажется ему жуткой. Но где-то внутри есть и другое чувство, чувство, которого он раньше не знал.
– Любовь. Умершая была его тайной невестой. Он вырезал ей сердце и забрал с собой.
– Сумасшедший. Эти чужаки все сумасшедшие, – сплевывает полицейский, опираясь на свою дубинку.
– Разве только они? – пожимает плечами сержант.
Амад Вилког, человек-машина, скрывается в тени старого причала, всего в полусотне шагов от стражей. Хитроумные приспособления его ушей позволяют слышать каждое их слово, а замысловатые линзы глаз дают возможность видеть сидящего в лодке поэта и кровь, запятнавшую его камзол. Рив де Лиш обречен на новую встречу с машиной – иначе он просто умрет. У Вилкога есть прекрасное предложение для этого чужака. Тем более что и самому инженеру давно хотелось узнать – каково будет человеку жить с двумя сердцами?
История третья: Аркана-Омега
– Очень увлекательная игра. И очень простая, – Гирен Леклидж указывает на карту, висящую на стене. – Один из нас находит название, а другой пытается его отгадать. Прекрасное упражнение для аналитического ума.
Другие пассажиры кают-компании яхты «Лилия» смотрят на него с некоторым недоверием. Только Нейдж Рей выглядит заинтересованной.
– При чем здесь ум, позвольте узнать? – любопытствует сидящий в глубоком кресле мужчина.
