Стой, стой, помотала головой Молли. О чём ты, подруга? Как это «решить дело»? Ты никак его не решишь. Билли надо уводить отсюда. И как можно быстрее.
Пустоглазы придвинулись. Было в этом их шажке что-то разом и голодное, и просительное, и угрожающее, и в то же время мерзкое.
Так они себя раньше не вели.
Что-то изменилось.
Молли медленно выдохнула, сжимая кулаки. Вы осмелели, беззвучно сказала она пустоглазам. Решили, что вас теперь много? Что вы справитесь?..
Она не знала, с чем именно могут «справиться» её ночные гости.
Она просто сжалась, словно ожидая атаки.
Братец Билли заворочался во сне, что-то забормотал беспокойно. И — увидала Молли — словно сам собой выдвинулся один из ящиков её комода. Выдвинулся и захлопнулся вновь, со стуком, словно деревянная челюсть.
По рукам побежали мурашки, волоски на теле встали дыбом. Молли глядела на оживающий ящик широко раскрытыми глазами — это братец во сне творит или пожаловал кто-то ещё, совсем иной гость?
Она медленно поставила правую руку на локоть. Так же медленно, словно боясь спугнуть неведомую добычу, распрямила ладонь, будто подставляя её под капли незримого дождя.
В груди было по-прежнему пусто, но Молли не боялась. Одна госпожа Старшая, наверное, ведает, почему, но девочка не сомневалась — в нужный момент магия вернётся, и вернётся со всей привычной мощью.
Мрак в комнате сгущался прямо на глазах, становилось всё темнее. Угасало и за окнами, слабый отсвет газовых фонарей на окрестных улицах тускнел, словно кто-то задёргивал их непроглядным занавесом.
Пустоглазы надвигались. Теперь Молли уже могла — или ей казалось, что она может, — различить смутные их очертания, провалы в темноте, что-то вроде вытянутых кверху фигур, отдалённо напоминавших тех самых «призраков», какими их рисовали в многочисленных сказках.
Локоть-ладонь — будь готова, Молли.
Она сжалась. Из груди вырывалось тяжёлое дыхание, на плечи давила невесть откуда взявшаяся тяжесть, но страха по-прежнему не было.
Вы просто мелкая нечисть. Вы, наверное, всегда тут были, рядом, по соседству с нами, людьми, просто я вас раньше не видела. Вы ничего не сделали ни мне, ни Билли раньше и ничего не сделаете теперь. А если подойдёте совсем близко…
Братик вновь заворочался, застонал тихонько и жалобно. Лоб его взмок от пота.
Молли медленно и осторожно оторвала ладонь от головы Билли, от его непослушных вихров.
Пора, поняла она.
Разом выдвинулись и задвинулись все четыре комодных ящика. Заскрипела дверь, на лестнице раздались тяжёлые шаги — ступени стонали, словно готовые вот-вот подломиться.
Теперь уже и по Моллиным вискам тёк пот, а зубы начали стучать, и она отчаянно боролась с диким желанием завизжать во всю мочь, чтобы прибежали и мама, и папа, и даже Фанни, хотя та обычно спала — пушками не разбудишь, по её собственному выражению. Прибежали бы — и защитили.
Нет, нельзя, вдруг подумала она. Они меня защитить не могут, наоборот — я защищаю их всех, всю мою семью.
Тяжёлые шаги и скрип ступеней стихли у самого её порога, словно неведомая сущность замерла подле двери.
У тебя нет сил войти, злорадно подумала Молли. У тебя нет сил войти, потому что я тебя не пускаю!
Но братик ворочался и стонал всё сильнее. Мебель в Моллиной комнатке оживала, скрипела, двигалась; хрипела и дёргалась угломерная головка на чертёжной доске, и Молли ощущала, как живущая в братце сила, словно слепой щенок, ищет выхода, тычась во все стороны.
«Его что-то сдвинуло, наверное, моё исчезновение». Молли старалась думать чёткими, конкретными фразами. Дашь страху волю, он кончится чем-то куда худшим, чем просто визг.
Но пустоглазы больше не приближались. Молли готова была поклясться, что они пялятся сейчас на её правую руку, выразительно поставленную на локоть. И ещё она не сомневалась — они понимают, что означает этот жест.
Они сами боятся меня, с торжеством подумала Молли. Они боятся сами!..
По телу словно прокатилась горячая волна торжества.
Но в этот миг протяжно закричал Билли, забился отчаянно, замолотил ногами; одеяло взвилось, кровать подскочила на всех четырёх ножках, словно норовистый конь, и грянулась об пол. Воздух заискрил, пламя вспыхивало то здесь, то там, словно кто-то зажигал перед взором Молли невидимые лучины.
Её окатило жаром. Настоящим жаром, словно у плавильной печи или открытого зева паровозной топки. С грохотом, звоном и треском вылетели оконные рамы и ставни, сорванные с петель. Что-то загромыхало и затарахтело внизу, злобно зашипел пар, задрожали паропроводы; Молли яростно затрясла Билли, который, однако, и не думал приходить в себя, словно впав в магический транс.
Пустоглазов как ветром сдуло.
Внизу раздались крики, истошно завизжала мама, миг спустя к ней присоединилась Фанни.
На улице вспыхнул яркий свет, его поток хлынул в разбитое окно, и разом затрещали и парадная, и задняя двери.
Молли лихорадочно натягивала одежду. Внизу по-прежнему дико кричали мама и Фанни, что творилось с папой — неведомо.
Их выследили. Их выследил Особый Департамент. Магия, источником которой сделался юный мастер Уильям Блэкуотер, растекалась окрест; быть может, лорд Спенсер таки не доверял до конца ей, Молли; быть может, держал где-то наготове и пресловутую «камеру» (кто знает, как именно она работает и на что способна?), и отряд департаментских — своих «нетопырей», наверняка какое-то специальное подразделение.
Сейчас это уже было неважно.
Внизу трещали двери, а кто-то успел прислонить лестницу прямо к разбитому окну Молли. В проёме появились очертания головы в форменном шлеме, широких и покатых плеч…
Блеснул объектив.
— Вот он! — заорал мужской голос.
«Он», не «она».
Наверное, Молли не стоило этого делать. Наверное, ей надлежало подумать хоть немного, что она предпримет дальше, потому что назад дороги не осталось. Но магия вскипела в груди горячей волной — там, где её только что не было.
Локоть-ладонь-пальцы, и прямо в лицо департаментскому, прямо в круглые очки, закрывающие глаза, грянул ледяной молот, мгновенно начарованная Молли глыба самое меньшее в сотню фунтов весом.
Короткий сдавленный вопль, голова, плечи и камера исчезли, миг спустя — хряск упавшего на камни тела.
Рюкзаки! Рюкзаки на заднем дворе!
Молли сгребла в охапку бесчувственного братца и его одежду, бросилась к разбитому окну.
Прямо в глаза бьёт свет сильного прожекторного фонаря, почти как на маяке. Стоит под парáми большой локомобиль Департамента, с крыши которого и светит фонарь; толпится внизу с полдюжины, наверное, людей в форме.
