– А откуда ты все это знаешь? – Ме́ня чуть наклонил голову и прищурился.
– Она сама рассказывала.
– Так она же была маленькой рыбкой!
– Серебрянка умела разговаривать как этот, – лось кивнул на мышонка. – Когда голос звучит сразу в голове.
Перепуганный Малёк тут же спрятался за медвежонка, а секундой позже с опаской выглянул из-за плеча Ме́ни. Увидев, что Длинный наблюдает за ним, мышонок юркнул обратно за спину спасителя и выглянул уже с другого бока.
– Разговаривать, как Малёк? – удивленно протянул Ме́ня.
– Мотылек, – передразнил его лось.
– Да, нет же – Малёк, – поправил его косолапый.
– Судя по тому, как он мотается за тобой, он может быть только мотыльком, – пробасил Длинный.
– Да ладно тебе дразниться…
Ме́ня с удивлением для себя отметил, что у лося огромные тёмные глаза. Очень добрые, а взгляд грустный. Как бы в ответ на это Длинный повёл ушами, будто читая мысли медвежонка. Толстые губы лося приоткрылись, обнажая большие желтоватые зубы. Ме́не подумалось, что он никогда не видел, как лось улыбается. Чудно! Длинный столько лет живёт в Дальнем лесу, а о нём ничего не известно.
– Если хотите знать, – начал было Малёк. – Я…
– Погоди, – цыкнул на него Ме́ня. – Скажу по секрету. – Он серьёзно посмотрел на лося. – Этот малыш теперь вместо Магистра повелевает временем. – Медвежонок перешёл на шёпот. – На ближайшие сто лет Малёк стал хозяином той магической призмы.
– Да мы этого Магистра на Старом болоте упрятали, – не удержался прихвастнуть мышонок, высунув мордочку из-за спины косолапого друга. – Ну, с помощью двух больших птиц… Одна потом «Лыцарем» сделалась.
– Рыцарем! – поправил его Ме́ня. – Когда колдовство Магистра исчезло, все обернулись в тех, кем раньше были… Филин стал Рыцарем, а Веда превратилась в Женщину-воина. Красивая такая… – Он грустно улыбнулся. – Теперь все разошлись по домам. Люди – по своим, лесной народ – по своим.
– А озеро как же? – по-детски наивно спросил Длинный, и его огромные глаза заблестели от набежавших слёз.
– Теперь всё будет, как раньше, до колдовства, – неуверенно проговорил Ме́ня. – Как было на самом деле.
Все замолчали, представляя, как же теперь все будет.
– А я не был облаком? – неожиданно спросил Длинный. – Как думаете?
– Почему облаком, – в один голос переспросили его Ме́ня и Малёк.
– Лесное озеро мне так много рассказывало о своей прежней жизни и показывало столько картинок о разных странах, что мне кажется, я все это видел сам, – лесной гигант поднял голову и с тоской посмотрел на чистое небо. – Я бы хотел туда… К нашим!
– Ну, если ты остался лосем, – стал рассуждать Ме́ня. – То значит, и раньше им был. Ты ведь помнишь сову Соню? – Гигант кивнул. – Вот и она тебя помнит… С детства…
– Жаль, – протрубил Длинный. – Очень жаль!
Это было сказано с такой неподдельной тоской, и эхо вернуло только «аль… аль!». Густой низкий бас лося затерялся, растаяв где-то в глубине леса, а в душе Ме́ни родилось сомнение.
– Ох, не случайно все это… – подумалось медвежонку. – Не простой это лось. Все знал и молчал!
– Мы даже не попрощались… – тихо выдохнул Длинный. – Почему с самым верным другом пришлось вот так расстаться. Неожиданно и навсегда.
– Давай дружить с нами! – пискнул мышонок.
– Настоящие друзья бывают раз в жизни, – лось только грустно улыбнулся.
У него были длинные загнутые кверху ресницы. Когда лесной гигант прикрывал свои огромные глаза, его морда принимала такое печальное выражение, что окружающим становилось невыносимо жаль и его, и себя, и всех на свете. Ме́ня подошёл к Длинному, понуро опустившему голову, и обнял его лапами за шею. Мышонок подбежал следом и отважился лизнуть лося и что-то тихонько прошептал ему. Так тихо, что даже Ме́ня не услышал. Но лось лишь отрицательно покачал головой.
В этот самый момент неподалеку хрустнула сухая ветка, но троица была так увлечена своими переживаниями, что ничего не заметила. Открытые светлые души воспринимают чужое горе, как свое. Они не способны накапливать красивые камушки или разноцветные стекляшки. Они живут эмоциями. Всегда искренне радуются новым и печалятся утратам прежних, будь то случайный попутчик или сказка об исчезнувшем озере.
Принцесса далёкой страны
Иногда мы задумываемся, почему вечера красивее рассветов. Ведь утром все только начинается, оно должно быть ярче, краше, величественнее, Ан, нет! Даже самый прекрасный рассвет оставляет меньше воспоминаний, чем закат. Впечатления от угасающего вечера над рекой, в горах или за родной околицей всегда сильнее утренней зорьки. А секрет прост… Утром мы всегда ожидаем большего, впереди еще целый день, а за ним еще и вечер. Мы спешим, надеясь, что лучшее нам еще встретится. Позже. А вот вечером все иначе! Мы знаем, что погаснет последний луч и более не повторится. Поэтому мы жадно впитываем в себя все, что увидим и почувствуем… Нет времени мечтать. Все уже случилось за прошедший день, а впереди только темная ночь. Вот потому вечер производит более сильное впечатление, нежели любое, не менее прекрасное утро. И тут любой готов даже к магии потянуться. Ибо вечером светлые силы погибают в борьбе с темными. Не случайно закат всегда окрашивает мир в кроваво-красный цвет. Борьба без жертв не бывает.
Возможно, об этом еще не размышляли медвежонок и мышонок, дремавшие на спине у огромного лося. Но сгущавшиеся сумерки, и алевшее небо над головой настораживали. Ночью лес совсем иной, чем днем. Ветвистые деревья, под кронами которых лесной народец днем укрывается, ночью кажутся монстрами с длинными щупальцами. Темнота сгущается в кустах, издавая странные звуки, а ветер раскачивает верхушки деревьев, и те стонут, глухо поскрипывая. Глаза ночных птиц и зверей недобро светятся в ночи. Это пугает! Страшно наблюдать, как в темноте движутся одни глаза… Без тел.
Малёк пригрелся под боком у Ме́ни, растянувшегося на мощной спине Длинного. Дыхание медвежонка было теплым и спокойным. Это спокойствие и уверенность передавались и мышонку, который впервые в жизни самостоятельно покинул свою норку. События прошедшей ночи он еще не осознал, и то, что его жизнь теперь может измениться, казалось весьма туманным. Наступавшая ночь говорила о том, что на смену лисам и крупным птицам, что вынюхивали и высматривали мелких грызунов, появлялись совы. Никто в лесу не обладал таким зрением и слухом, как эти ночные охотницы, а уж тихо вспорхнуть с высокой сосны и бесшумно подлететь к зазевавшейся мышке… Тут у сов не было конкурентов. Даже старушка Соня, вечно щурившая свои, якобы подслеповатые глаза, оставалась грозой для всех мышек в округе. Не случайно Малёк, неожиданно получивший могучий дар колдовства, принадлежавший ранее Магистру, первым делом захотел поменяться с Соней местами. Чтобы эта романтичная старушка превратилась на время в мышонка, но умерла бы не от острых когтей, неожиданно схвативших ее, не от мощного клюва, занесенного над несчастной, а от страха. Страха, рождаемого одной мыслью, что с ней это может случиться.
