Конечно, нюансы этих открытий тогда еще не были мною прояснены сколь-либо четко, просто возникли и такие дополнительные опции, некие напряжения.
• Наконец, четвертая ситуация заставила меня задуматься о каком-то еще, более сложном аспекте владения деньгами, который, впрочем, я тогда так и не осилил.
116. Иными словами, количество «измерений» и моих напряжений по каждому из этих измерений, даже навскидку (а помню я, очевидно, лишь самые «позорные» моменты), оказывается огромным.
Таким образом, чтобы понять «деньги» как «деньги», мне необходимо было открыть в них огромный объем этих самых измерений, которые с течением моей жизни, надо признать, только прирастали.
Так, например, я узнал, что такое не задолжать денег или давать деньги в долг, что такое, когда у тебя «совсем нет денег» или когда их «совсем чуть», когда их «много» и «очень много», а также что такое деньги, находящиеся в твоем управлении как у менеджера и генерального директора, и что такое деньги глазами собственника, инвестора, партнера по бизнесу, жертвователя, благотворителя и т. д. и т. п.
117. На самом деле мне, чтобы раскроить «значение» денег в пространстве моего мышления, потребовалось бы подробно изложить всю мою жизнь, потому что этот пустяшный, казалось бы, интеллектуальный объект искривляет саму структуру моего мира интеллектуальной функции – создает в нем ту самую «кривизну» пространства моего мышления. А потому мне бы пришлось описывать каждый фрагмент этого мира, попутно рассказывая о том, какое именно «искривление» вызвано в нем данным интеллектуальным объектом, например, «деньгами».
То есть мы действительно имеем дело с неким подобием тензорного поля, которым обладает, надо полагать, всякий интеллектуальный объект, находящийся в пространстве моего мышления. Только вот «масса» каждого из этих интеллектуальных объектов, «лежащих» на просторах моего мира интеллектуальной функции, разная, а соответственно, и искривление, которое вносит в этот мир тот или иной интеллектуальный объект, тоже разное.
118. Впрочем, само понятие «интеллектуального объекта» теперь уже, на этом уровне анализа, кажется недостаточным. Понятие «интеллектуального объекта» в методологии мышления является инвариантом, то есть всякий объект, возникающий в нас в рамках нашей психической деятельности, называется нами «интеллектуальным»
[13].
Однако, когда мы говорим – в рамках методологии мышления – о разных уровнях организации психики (применительно к мышлению как таковому), мы должны говорить и об особых свойствах интеллектуальных объектов, относящихся к соответствующим уровням, акцентируя тем самым их специфику – принадлежность к тому или иному уровню.
Так, например, когда мы говорили о «внутреннем психическом пространстве», мы вряд ли могли сказать об интеллектуальных объектах, его наполняющих, что-то большее, чем просто «интеллектуальный объект».
Когда же нам удалось выявить уровень «плоскости мышления», о котором сейчас по большей части и идет речь, мы были вынуждены сказать, что интеллектуальными объектами здесь уже являются некие «значения» (состояния), которые возможно подцепить (означить) с помощью «знаков» (слов) и некой фикции «личностного “я”» (причем это «подцепить», «означить» – уже некое специфическое проявление другого инварианта, принятого в методологии мышления, – интеллектуальной функции).
Теперь же, подходя в своем исследовании всё ближе к уровню «пространства мышления», мы видим, что интеллектуальные объекты здесь обладают какими-то еще свойствами, которыми они не обладали на предыдущих уровнях «внутреннего пространства психики» и «плоскости мышления».
Соответственно, нам нужно найти подходящий термин для этого типа интеллектуальных объектов. И пока мне кажется, что наиболее удачным термином для этих целей может стать и понятие «пропозиции», и понятие «факта» в зависимости от того, в каком контексте об этом интеллектуальном объекте идёт речь.
119. Оба этих понятия – «пропозиция» и «факт» – восходят к «Логико-философскому трактату» Людвига Витгенштейна.
Если мы называем некий интеллектуальный объект «пропозицией», то это значит, что имеется в виду такой интеллектуальный объект, относящийся к «пространству мышления», который связан с языком (и тут необходимо помнить всё то, о чем мы говорили применительно к «плоскости мышления»), а также его «значением-для-меня», где «меня» – это усложненное спецификой «пространства мышления» мое «личностное “я”», о чем нам, впрочем, еще только предстоит сказать.
Если же мы называем некий интеллектуальный объект «фактом», то это значит, что мы имеем ввиду такой «интеллектуальный объект» «пространства мышления», который, с одной стороны, сопринадлежит «миру интеллектуальной функции» (то есть не является фактом реальности как таковой, которая в силу особенностей нашей психической организации нам всегда недоступна), однако, с другой стороны, является своего рода «следом» этой фактической реальности в нашем внутреннем пространстве – то есть как бы представляет нам ее для нас
[14].
120. Вот, собственно, поэтому и приходится прибегать к образу «тензора», «тензорного поля», «тензорной метрики»: сам по себе «тензор» – это, по большому счету, есть лишь такой способ представления некоего объекта.
Но уникальность этого способа, насколько я понимаю понятие «тензора», состоит в том, что он позволяет, во-первых, полностью сохранить этот объект в реальности разных типов измерений, а во-вторых, в любом из этих измерений продолжать учитывать все напряжения, которые данный объект испытывает (и которыми он на самом-то деле образован) параллельно во всех этих разных реальностях измерений.
Представьте себе на секунду, в реальности каких измерений находится любой данный нам «факт». Давайте, иными словами, очень обобщенно и грубо посчитаем «следы», создающие этот отпечаток: фактическая реальность, мир интеллектуальной функции, внутреннее пространство психики, плоскость мышления, пространство мышления, а далее – бессчетное количество моих «я», поскольку данная фикция всегда будет разной в зависимости от того, какой частью (областью) пространства мышления, плоскости мышления или внутреннего пространства психики она (эта фикция, это мое «я») создается.
Иными словами, это невообразимое по сложности поле напряжений с гигантским количеством векторов. Однако объект, который существует в этом, с позволения сказать, поле, всегда – тот самый, а не «свой» для каждой из этих областей. Впрочем, мы с вами можем говорить лишь о тензорном поле пространства мышления, поскольку это то единственное измерение, в котором мы находимся и «смотрим» в рамках нашего анализа (что, впрочем, совершенно не значит, что мы, в этот же самый момент, не являемся участниками всех прочих этих «измерений», хотя и не можем об этом знать).
