Впрочем, ситуация с «субъективным временем» еще хуже, чем с временем господ физиков: достаточно сопоставить результаты соответствующих психологических исследований, чтобы убедиться в поразительной противоречивости их результатов. Так, например, психологам хорошо известно, что увеличение числа событий в единицу времени неизбежно приводит к субъективному ощущению «замедления времени»
[8]
[9], но ровно тот же эффект возникает, например, и у депрессивного больного, которого, мягко говоря, сложно заподозрить в какой-то избыточной активности (данные классического теста «Индивидуальная минута»). К слову, у тревожного пациента, страдающего как раз от переизбытка событий в его, по крайней мере, внутренней жизни субъективное время как раз ускоряется… Как эти данные можно согласовать друг с другом? – ей богу, непонятно.
Но еще большее недоумение, как мне представляется, вызывает опыт переживания времени, когда субъект полностью или частично утрачивает контроль над собственным сознанием – например, в сновидении, под наркозом или в наркотической интоксикации. За несколько минут сна вы можете увидеть сновидение, которое продолжается хоть до бесконечности долго, а будучи в глубоком наркозе, вы, скорее всего, полностью выпадете из времени, словно бы его не было вовсе. Наконец, под воздействием банальной марихуаны вы, вероятно, будет абсолютно уверены в том, что все происходит слишком медленно или, напротив, слишком быстро, несмотря на то что это, мягко говоря, не соответствует «действительности».
Так что ж это за время такое, которое то зависит от какой-то совершенно условной инерциальной системы, введенной в оборот в утилитарных целях физиками, то – вы только вдумайтесь! – от контроля со стороны моего сознания? Как тут не вспомнить блаженного Августина: «Что есть Время? Когда меня спрашивают о нем, я знаю, о чем идет речь. Но стоит мне начать объяснять, я не знаю, что и сказать!». И теперь давайте попробуем написать книжку о «времени» (хотя таким попыткам нет числа, удачных опытов пока, на мой взгляд, не наблюдается), а уж – тем паче – о его «складке» (к разъяснению этого феномена мы перейдем совсем скоро).
За четыре года работы над этой темой я перечитал гору специальной литературы, но монографий, посвященных феномену «времени», до неприличия мало, а тех, что посвящены непосредственно времени, времени как таковому – и вовсе не сыщешь (написать на обложки книги «Время» – еще не значит говорить именно об этом на ее страницах). С другой стороны, трудно найти автора (философа, физика, историка, социолога, биолога, психолога и т. д. и т. п.), претендующего на решение хоть сколько-нибудь серьезной проблемы, который бы не счел необходимым оговорить свои представления о времени, точнее, каким-то образом обойти вопрос о времени, сказав о нем что-нибудь (да, звучит парадоксально – я знаю). Наконец, нет ни одной хоть сколько-нибудь великой философской системы, которая бы не решала как-то вопрос о времени – не создала бы собственной, в чем-то уникальной концепции на этот счет.
«Мыслили ли на Западе действительно о „времени“? – задается вопросом Франсуа Жюльен. – Ибо, если мы пересмотрим историю философии под углом вопроса о времени, выяснится, как мне кажется, что мы меньше мыслили время само по себе, чтобы определить его природу, и больше пользовались им как способом доступа и как точкой опоры в отношении философских предметов, которые, будучи нисколько друг с другом не связаны, затрагивали время лишь по касательной. […] Кант рассуждает о времени, чтобы установить возможность априорных синтетических суждений, основанных на предшествующей всякому опыту интуиции, которая есть форма нашей чувственности и на которой основана возможная объективность феноменов и науки. Гуссерль мыслит время, чтобы через единство интенции получить доступ к „интенциональности“, составляющей время, и вследствие этого – к абсолютной субъективности сознания. Последовательно изменяя свою конфигурацию, время выполняет поочередно и другие функции: время открывает доступ к „интуиции“ как непосредственное видение духа духом (видение „чистой длительности“: Бергсон) или дает доступ к „бытию“ (как „трансцедентальный горизонт Здесь-бытия“: Хайдеггер). […] Стало быть, вместо того чтобы дать место истории, мы способны лишь на то, чтобы писать истории (культурные истории) представлений о времени, понятие времени сегодня – это то, посредством чего вновь открывается и вновь конфигурируется – для всякой великой философии – сама возможность философии»
[10].
Или вот, возвращаясь к физикам… Отказываются ли они на самом деле от этой своей «весьма навязчивой» иллюзии времени, когда заявляют, что время их не интересует? Да, они вполне убедительно показывают, что геометрическая по сути модель эйнштейновской относительности вполне может обойтись без того времени, которое мы привыкли называть «временем». Да, «копенгагенцы» – идеологические оппоненты Альберта Эйнштейна – в лице Нильса Бора, Вернера Гейзенберга и прочих более чем уважаемых товарищей, так же – хотя и на свой лад – нивелируют понятие времени (на сей раз с помощью «принципов» – дополнительности, неопределенности, идеи квантовой запутанности и т. д., призванных вывести феномен времени за скобки). Но при этом все они – давайте уж не закрывать до такой степени глаза на здравый смысл – продолжают заниматься «процессами»… Можно ли в таком случае считать, что уловки, к которым они прибегают, пряча голову в песок вневременной геометрии или полуживых-полумертвых котов, действительно освобождают их от вопроса о времени?
Есть даже что-то забавное в этой амбивалентности по отношению ко времени, которая напоминает то классическую игру в кошки-мышки (кажется, что Шредингер на это прямо и намекает), то почти истерическую слепоту (когда больной действительно перестает видеть то, что его пугает), то, наконец, напускное высокомерие, напускаемое как раз для того, чтобы как можно более тщательно скрыть собственную некомпетентность. Впрочем, какое объяснение тут ни возьми, а их может быть сколько угодно, само это поведение – избегания, сокрытия, умалчивания и т. д. и т. п. – лишний раз демонстрирует значительность проблемы времени.
Суммируя все эти «странности», складывается стойкое ощущение, что, задаваясь вопросом «о времени», мы оказываемся перед лицом одной из важнейших проблем как нашего с вами существования, так и реальности как таковой – самой по себе. И трудно не думать о том, что этот факт настолько последовательно и настойчиво игнорируется, обходится стороной и забалтывается именно потому, что любые попытки ответить на него хоть сколько-нибудь определенно раз за разом оказываются совершенно бесплодными: вопрос о времени, что с ним ни делай, как его ни крути, беспомощно и безнадежно повисает в воздухе.
