– Вы поцарапали щеку.
– Это разошлась старая рана.
Мужчина сунул руку в карман за сигаретой. Мясистым пальцем потер веко. Он выглядел неопрятно, как будто так и не научился заботиться о себе сам, а ни одна женщина не вызвалась добровольцем на эту роль. И вдруг Анну как будто пронзило электрическим током. Она знала его. Он знал ее. Он протянул ей сигарету и зажигалку. Она взяла и то, и другое. Он все еще не узнавал. Как ты можешь быть настолько, черт возьми, неосмотрительным? Посмотри на меня, идиот. Посмотри мне в глаза.
Анна вдохнула, собираясь с силами.
– Так что вы здесь делаете?
– В Мексике? – Он указал рукой в никуда. – Ищу то, что потерял. Вернее, продал. Мне нужно вернуть это обратно. И еще сегодня ночью в кафе я расстался со своей девушкой.
– Вам нужно быть более внимательным.
– Я верну все обратно.
– А что вы потеряли? Я имею в виду вещь, не девушку.
Мужчина колебался, будто думая, рассказывать длинную или короткую версию.
– Маску ценой в миллион долларов, – сказал он наконец и усмехнулся.
Может, из-за того, что кофта как-то жалко обвисла на его худой груди, или из-за того, что он не узнал ее на расстоянии вытянутой руки, или из-за того, что он мог похвастаться только тем, что потерял, Анна неожиданно почувствовала к нему симпатию. Для него ничего добром не кончится. Он отдал свой разум на сожжение. Он был закутан в свою печаль, как в одежду. Тем не менее она не могла перестать играть с ним.
– Позвольте мне угадать. Вы потеряли посмертную маску Монтесумы.
Он встрепенулся, удивленный:
– Что за… Откуда вы знаете?
– Просто я тоже ее потеряла, – сказала Анна.
Когда каждая история была поведана, пересказана, проанализирована, когда были допиты последние капли мескаля и докурены последние сигареты, когда они легли на ступени и, глядя в ночное небо, завели философскую беседу о времени и астрологии, о том, как мало было известно человечеству, когда они поговорили о смерти и умении быть по-настоящему живыми, какими они были прямо сейчас – не спать всю ночь и смотреть на звезды, – когда усталость все же взяла над ними верх и у них закружилась голова, когда они начали подшучивать друг над другом, два американских раздолбая, встретившихся у церкви в Мексике, два американских раздолбая, которые потеряли все: одно и то же бесценное сокровище, любовь своей жизни (Анна приукрасила этот факт, чтобы составить ему компанию и в этом), когда они обсудили возможные надвигающиеся угрозы, Томаса, Тигра, Рейеса, когда черный археолог рассказал, что у Рейеса нет половины правого уха, когда они посмеялись над этим, обсудив, куда могла подеваться недостающая часть, когда Анна описала изнасилование и черный археолог пообещал отомстить за нее, когда он поднял рыболовную коробку и сказал ей, что теперь в его пистолете есть пули, когда взошло солнце и ознаменовало собой начало нового дня, а птицы, не умолкая, пели об этом, когда они договорились пойти за кофе, но не смогли сдвинуться с места, Анна повернулась к черному археологу и сказала ровно то, что думала:
– Мы оба хотим одну и ту же вещь, но достанется она только одному из нас.
– Я думал как раз об этом, – ответил он.
– Вся эта история похожа на lotería, мексиканскую настольную игру. – Черный археолог учтиво кивнул. – Только у нас есть Тигр, Дилер, Экспатриат, Пьяница…
– Кто это? – Черный археолог выглядел оскорбленным.
– Мой отец.
Черный археолог покачал головой:
– Придется нам бросить монетку.
– Я знаю фокус, как выиграть.
– Никаких фокусов. Никакой лотереи. Только то, что уготовано судьбой.
– Нам нужно добыть маску до пятнадцатого марта. После открытия выставки Томаса каждый узнает, что она принадлежит ему. Игра будет окончена. У нас осталось… чуть больше, чем две недели.
Аромат сытного завтрака манил, но Анне совсем не хотелось уходить. Она чувствовала странную близость с этим человеком, как будто они вдвоем отправились в долгое путешествие на автомобиле, делились вредной едой и признаниями или увидели что-то огромное, как, например, Большой Каньон, и решили не делать фотографий, а просто запомнить то, что сразу бросилось в глаза, и позволить остальному раствориться во времени. Ты можешь делиться с незнакомцем тем, что никогда не поведал бы любимому.
Черный археолог лежал на спине, скрестив лодыжки.
– Маска у Мэлоуна. Нам просто нужен план.
Он много раз говорил это.
Мимо них прошел священник, пожелав хорошего дня. Он отпер церковь, распахнул двери.
– Если я не найду маску до пятницы, Тигр убьет меня, – сказала Анна. Сколько раз за свою жизнь она использовала это выражение? То-то-и-то-то убьет меня. И только сейчас это было правдой. – А потом выбросит пепел моей мамы в мусорку.
Черный археолог указал на двери церкви:
– Я хочу зайти. Спросить совета.
– У него?
– Нет, у нее.
Анна не ожидала такого поворота. Верующий наркоман. Он рассказал ей всю историю своей жизни, не упоминая о зависимости, но такое лицо не заработаешь, просто загорая на солнце.
– Ты серьезно думаешь, что Богородица может тебе помочь? – Она затронула его уверенность. У других людей был Бог, а у нее не было. Это было сродни тому, чтобы иметь семейный бюджет, медицинскую страховку, пару сотен акров. Может быть, ее отцу нужна была религия, чтобы бросить пить. Бог был одним из «Двенадцати шагов»
[342], как ей вдруг вспомнилось. Возможно, даже первым. А может, всеми двенадцатью ступенями. – Однажды она уже спасла тебе жизнь. Теперь ты вернулся и хочешь еще. Может быть, у нее уже есть другие клиенты.
Черный археолог пожал плечами.
– Почему бы ей не помочь и сейчас?
Анна могла бы назвать полдесятка причин. Или ни одной.
– В тебе говорит Чело. – Он посмотрел на нее с раздражением. – Нет, я имею в виду, что это хорошо. Ты иди, делай это. – Она сама не знала, что значит «это». – Я подожду здесь. Расскажешь мне, что она тебе ответит.
Он поднялся по ступенькам, цепляясь за них носками. Едва дверь собора тихо закрылась, Анна соскучилась по нему. Остальным обитателям города сейчас предстояло отправиться на работу, отвести детей в школу, вернуться домой уставшими, лечь в свои постели, пока ослы ревели, пока собаки выли, пока всходила луна, пока цистерны снова наполнялись водой, пока продажные негодяи переводили мексиканцев через границу, пока организованные банды перевозили контрабандные наркотики, пока putas
[343] лишались должностей, пока мариачи трубили в свои трубы, пока мотыльки бились в светящиеся экраны, отчаянно стремясь к свету. Ничто из этого не остановит ее, точно так же, как когда-то не останавливало и ее мать.
