Лену жалко. Ну, хоть с Васяткой определилось. А вот как она! Останется одна, да еще и эпидемия чумы свалится.
В душе пусто, как после битвы. Сидишь, отходишь от сечи, и – никаких чувств. Нет радости ни от того, что в живых остался, ни от победы. Одна пустота и оглушение.
Но пройдет немного времени, и возвращаются запахи и краски мира, появляются чувства. Жизнь продолжается!
Теперь я знал главные вехи судеб – и своей, и своих близких. А полученное знание ко многому обязывает…
Мне стало легче. Я подъезжал к дому, к людям, ставшим мне дорогими в суровую эпоху правления великого князя Василия.
Глава 5
Несколько дней я ходил под впечатлением от прочитанного в Книге судеб. Эх, простофиля, торопился прочитать, перескакивая с одной строчки на другую. А надо было читать медленно, вдумчиво. Хотя кто же знал, что текст можно прочитать только единожды, что затем я увижу только пустые страницы? Но сделанного не вернешь, чего теперь кручиниться?
Все валилось из рук, ничего не хотелось. Зря я так стремился прочесть свою судьбу. Теперь вот хожу как в воду опущенный.
От нечего делать решил разобрать золото-серебро, что до сих пор лежало в мешках. Как доставили их от колодца, ведущего в подземелье, так они и валялись у меня в кабинете.
Нехотя я вытащил мешки из угла, развязал тесемки, начал выкладывать на стол находки из подземелья. В первом мешке – чаши, ендовы, круглый серебряный поднос. Во втором – кольца, перстни, височные кольца, браслеты, шейные цепочки – все из золота. Оно уже потускнело от времени. А в третьем я увидел диковинную брошь из золота в виде ящерки, вместо глаза – зеленый камень. Яхонт или изумруд? В камнях драгоценных я разбирался плохо.
Я покрутил в руках занятную вещицу, полюбовался. Сделана она была мастерски – чувствовалась рука большого художника-ювелира. Я потер украшение о штаны и посадил ящерицу на рукав рубахи. Солнечный луч на мгновение упал ей на глаз, и камень заструился отраженным зеленоватым светом. Как завороженный я любовался старинным украшением, ощущая, что мое настроение начинает понемногу улучшаться. Красота!
Я позвал Лену.
Открылась дверь, и Лена, не зная, чем я здесь занимался, обвела изумленным взглядом мешки и россыпь украшений на столе. Тут она заметила ящерку на моем рукаве, подошла ко мне и застыла в восхищении.
– Нравится? – улыбался я, довольный произведенным впечатлением.
– Ой, какая прелесть! Где взял?
– Это тебе подарок из глубины веков. Носи!
Ленка чуть не задушила меня в своих объятиях, покрывая лицо горячими поцелуями.
– А посуда откуда и чья?
– Теперь наша. Забирай и владей. А то, ежели гости высокие придут, а у нас и посуды дорогой нет.
– Как здорово! – восхищалась не избалованная изыском и богатством Лена. Думаю, такое великолепие ей и прежде видеть не доводилось. – Сейчас кухарку кликну, вместе и перенесем посуду в трапезную. Там шкаф стоит, туда и поставлю.
Лена, напевая что-то веселое, вихрем унеслась по лестнице вниз. Я смотрел вслед сияющей от счастья жене и радовался – не зря мы столько трудились впотьмах в ходах и камерах подземелья! И в очередной раз подивился превратностям судьбы: драгоценности эти были из того самого заброшенного колодца, который едва не стал моей могилой…
Я стал потрошить последний мешок. Здесь уже разное было – фибула для плаща, маленькая нательная иконка-складень и прочая мелочь.
Я выбрал массивную золотую цепь довольно неплохой выделки и оттер ее до блеска. Затем вышел во двор и позвал Васятку, который занимался с воинами. Он подбежал – вспотевший, с горящими от азарта боевых занятий глазами.
– Звал, отче?
– Звал, сынок. Ну-ка, примерь на себя. – И я протянул ему цепь.
Васятка – впрочем, какой он Васятка – парубок уже, стало быть – Василий, боярский сын, воткнул саблю острием в землю, принял от меня цепь и надел на шею.
– Ну, как?
– По-моему, замечательно.
Нас обступили боевые холопы.
– О, с обновкой тебя! – поздравил Федька-заноза.
– Цепочка хороша, прямо – боярин, – восхищались ратники.
От слов таких Василий заулыбался, расцвел.
– Спасибо, отче. Это за что же подарок такой?
– За прилежание в занятиях воинских. Думаю, в следующий поход новиком со мной пойдешь, пора приучаться к боярской службе.
– Давно пора, вон другие ребята уж сходили по разу, а ты меня все не берешь.
– Сеча – не детская забава, и вороги тебе в бою скидку на молодость да неопытность делать не будут. Срубят буйную головушку, и все. Потому и не брал, что считал – не готов ты.
Вмешался Федька-заноза.
– Да он уже не хуже многих сабелькой владеет, из пищали стреляет, да и Демьян его из лука учит стрелы метко пускать. Думаю, он в бою не оплошает, коли не струсит.
Василий насупился:
– Это почему же я струшу?
Я похлопал его по плечу.
– Не обижайся. Трус человек или нет, можно сказать только после первого, а то и после второго боя. Федор уже давно со мной, делом доказал, что не трус, так же как и другие ратники. Вот они все – не трусы, потому так говорить могут. Людей без страха не бывает, только один может в себе страх тот подавить, а другой – нет. А боятся перед боем все.
Василий кивнул и отошел в сторону. Ничего, молодо-зелено, побывает в первом бою – сразу многое поймет.
Я поднялся к себе – старинной золотой и серебряной утвари на столе уже не было. Лена с кухаркой перенесли всю драгоценную посуду вниз. Для простого боярина это слишком шикарно – два пуда золотой и серебряной утвари. Достойно княжеского стола, а не боярского.
Маленькую икону-складень с Георгием Победоносцем я решил оставить себе и носить в походах.
Постепенно тяжкое впечатление от прочитанного в Книге судеб как-то само по себе растаяло, оставаясь где-то подспудно в глубине сознания.
В трудах и заботах пролетел месяц.
В один из дней, как всегда неожиданно, в ворота постучал гонец:
– К воеводе!
Дружинники оседлали мне и Федору коней, и мы помчались к поместному воеводе Плещееву.
– Вот! Познакомься! – едва ответив на мое приветствие, ударил кулаком по столу воевода. – Гонец от государя прибыл, крымчаки на Русь двинулись, Одоев осадили.
– Били и еще побьем!
– Я не только об этом! Гонец указ государев привез о твоем назначении воеводой сводного полка. Так что отныне ты с дружиной не с поместным вологодским ополчением пойдешь. Ждут тебя в Коломне, можешь выступать. Поздравляю с повышением! Ты что, не рад?
