Не удивился рассказу моряков-черноморцев, что при сдаче Черноморского флота Украине в 1992 году, когда отдельные корабли и наземные части пытались сопротивляться, Николаевское военно-морское училище было сдано из Москвы. Когда преподаватели и курсанты заявили о своем желании быть российскими военнослужащими, к ним прибыл вице-премьер российского правительства С. Шахрай и, построив училище, отдал приказ присягать Украине. Рыдания молодых лейтенантов не помогли.
На шахрайских заключениях и аргументах строились первоначально все правовые решения Верховного Совета России, а затем и Президента.
Именно Сергей Михайлович — автор «указного права» Президента Ельцина. С его подачи Съезд народных депутатов РСФСР принял 1 ноября, в обстановке массовой растерянности от начавшегося разрушения СССР, постановление «О правовом обеспечении экономической реформы», «временно», до 1 декабря 1992 года узаконившее это указное право. Основные решения по развалу страны и ее экономики оформлены в этот период именно указами Президента.
Конституция Российской Федерации 1993 года — это Основной закон постмодерна, эпохи, когда обществу навязывается чуждая ему матрица существования. Не удивительно, ведь Конституция 1993 года — это документ, фиксирующий на уровне социального управления русскую капитуляцию в Холодной войне, которая была войной информационной и психоисторической.
Наша Конституция — не только зеркало, но и источник проблем российского общества. Она закрепляет в своей «неизменяемой» части — первой главе — ряд принципов, которые делают противоречия нашего общества неразрешимыми, а гибель государства неизбежной.
То, что Конституция Российской Федерации 1993 года получила ряд фундаментальных пороков — прямой результат поверхностного подхода к праву и законодательству С. Шахрая и других «авторов» ее окончательного текста. Надеюсь, что у них не было злого умысла.
Записав в ст. 13 Конституции норму, что «в Российской Федерации признается идеологическое многообразие. Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной», нам закрепили на высшем правовом уровне идеологию нигилизма. Отрицание идеологии, а в идеологии — ценностей, есть тоже идеология, причем уравнивающая добро и зло с безоговорочной обязательностью и государственным принуждением к этому уравниванию. Боязнь возвращения монополии марксизма-ленинизма эту конституционную норму объясняет, но не оправдывает. В нашей Конституции закреплена бесовщина.
Записали в ч. 1 ст. 15 Конституции: «Законы и иные правовые акты, принимаемые в Российской Федерации, не должны противоречить Конституции Российской Федерации». А в ч. 4 той же статьи добавили: «Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора».
Как? Ничего?! Да ведь это — прямой и добровольный отказ от государственного суверенитета России! Именно так! В тексте Конституции России! Конечно, своей формулировкой «творцы» Основного закона задним числом попытались оправдать «беловежское» преступление 1991 года: конституции противоречит, но так это же ратифицированное международное соглашение!
Ай, да Шахрай!
Нет уж, господа! И ратифицировано не уполномоченным на то органом, и не было до 1993 года в российской конституции двусмысленности с приоритетом международных обязательств России над ВСЕМИ ее законами (Конституция ведь тоже закон, только Основной).
Конечно, Конституционный суд России, изворачиваясь в поисках доказательства недоказуемого, может объяснить, что нормы вышеуказанных статей имеют в виду совсем не то, что написано, что упоминание о законах означает, например, не все законы, а только некоторые, но такие толкования лишь означают, что шахрайство не ушло в прошлое, а поднялось до уровня Конституционного суда.
Что такое шахрайство в действии не так давно видели все телезрители России.
12 декабря 2013 года в ходе телевизионной программы Владимира Соловьева, посвященной юбилею российской Конституции, ведущий спросил у С. Шахрая, почему народ «конституционно» потерял свои права на природные ресурсы. С. Шахрай возмущенно опроверг это утверждение, заявив, что по Конституции природные ресурсы объявлены национальным достоянием.
Уже мне пришлось взять слово и сказать, что претендент на авторство конституции лукавит, потому что в Конституции закреплено право частной собственности на природные ресурсы, никакой Конституционный суд не сможет изменить этого обстоятельства, нужна прямая правка Основного закона.
С. Шахрай, «опровергая» уже меня, взял текст Конституции и с пафосом зачитал ч.1 ст. 9 Конституции России:
— «Земля и другие природные ресурсы используются и охраняются в Российской Федерации как основа жизни и деятельности народов, проживающих на соответствующей территории».
Даже О. Митволь, сидевший на трибуне недалеко от Шахрая, рекомендовал ему продолжить цитирование, но Сергей всегда знал, где остановиться. Между тем, дальше записано:
«2. Земля и другие природные ресурсы могут находиться в частной, государственной, муниципальной и иных формах собственности».
Где же тут национальное достояние?!
К сожалению, о наличии второй части статьи зрители не услышали, возможности же уличить Шахрая в очередной подтасовке нам не дали.
Эти и другие пороки действующей российской Конституции и есть результат многолетнего законотворческого шахрайства.
Иной была ситуация с российским конституционным процессом (да и с Конституционным судом) до вооруженного мятежа Б. Ельцина 4 октября 1993 года. Сразу разделим два процесса — внесения изменения в текст действующей Конституции, где заправлял делами С.М. Шахрай, и подготовку проекта новой Конституции, где верховодил О.Г. Румянцев. Вторым направлением занималась рабочая группа Конституционной комиссии.
Председателем Конституционной комиссии был Б.Н. Ельцин, но реально организацией всего процесса занимался Секретарь Конституционной комиссии Олег Румянцев. Олег Германович на моих глазах прошел путь от ошалелого романтика, который думал через компиляцию текстов многих иноземных конституций создать некое возвышенное совершенство, лучший из лучших Основных законов, до умудренного опытом конституционалиста-ученого. Конечно, он рос под опекой таких выдающихся ученых, как В.Д. Зорькин, Л.С. Мамут и Б. Страшун.
Непосредственность и искренность О.Г. Румянцева с Первого съезда привлекали. Мне даже ругаться серьезно с ним было трудно — все норовил что-то объяснить или доказать. Что отличало О. Румянцева от С. Шахрая — это правовая принципиальность, педантичная скрупулезность. Он исключал ситуации, когда бы политическая целесообразность позволила «временно» отбросить гражданские права и свободы, он признавал демократию без изъятий, точнее, был уверен, что если по каким-либо причинам право игнорируется, значит, мы имеем дело с беззаконием.
Федеративный Договор: борьба с сепаратизмом путем его поощрения
Ярким примером законодательного шахрайства является Федеративный договор.
